И при этом им еще сильно – можно сказать, чертовски – повезло.

В итоге проект «Лот шесть» положили на полку, но ежегодное бюджетное финансирование оставили. Деньги использовались для выборочного наблюдения за участниками эксперимента: а вдруг проявится какая-то закономерность.

И со временем она проявилась.

Кэп пролистывал папку с фотографиями, пока не нашел черно-белую глянцевую фотографию размером восемь на десять дюймов: на ней была девочка. Фотографию сделали три года тому назад: девочка, тогда четырехлетняя, ходила в детский сад в Гаррисоне. Ее сняли с помощью телеобъектива через заднее окошко фургона, развозившего хлеб, потом увеличили и обрезали, превратив снимок игровой площадки с множеством детей в портрет улыбающегося ребенка с летящими косичками и рукоятками скакалки в каждой руке.

Некоторое время Кэп с нежностью смотрел на фотографию. Уэнлесс после инсульта начал бояться. Уэнлесс думал, что девочку нужно ликвидировать. И хотя Уэнлесс вышел в тираж, многие из оставшихся в игре придерживались того же мнения. Кэп очень надеялся, что до этого не дойдет. У него было три внука: два – возраста Чарлин Макги.

Разумеется, им предстояло разделить девочку и отца. Вероятно, навсегда. Отца почти наверняка ждала ликвидация… после того, как с ним проведут все необходимые исследования.

Часы показывали четверть одиннадцатого. Он позвонил Рейчел.

– Альберт Штайновиц уже здесь?

– Только что прибыл, сэр.

– Очень хорошо. Пригласи его ко мне, пожалуйста.

– Как скажете, Кэп.

Альберта Штайновица, небольшого роста, с желтоватым цветом лица и очень черными волосами, в молодости иногда путали с актером Виктором Джори. Кэп работал со Штайновицем почти восемь лет – собственно, они вместе пришли сюда с флота – и для него Эл неизменно выглядел так, будто ему вот-вот предстояло лечь в госпиталь без всяких шансов на выздоровление. Курил Эл всегда и везде, за исключением кабинета Кэпа, где такое не дозволялось. Ходил он медленно, степенным шагом, со странным достоинством, а подобное невозмутимое достоинство – редкое качество для любого человека. Но Кэп, видевший медицинские карты всех агентов Первого отделения, знал, что полная достоинства походка Альберта – вынужденная необходимость. Тот страдал от геморроя, перенес две операции и отказался от третьей, которая могла привести к тому, что ему до конца жизни пришлось бы носить привязанный к ноге калоприемник. Своей походкой он напоминал Кэпу русалку, захотевшую стать обычной женщиной, и заплаченную за ноги цену. Кэп полагал, что ее походка отличалась бы не меньшим достоинством.

– Как скоро ты доберешься до Олбани? – спросил он.

– Через час после отъезда отсюда, – ответил Эл.

– Хорошо. Я тебя надолго не задержу. Какая там ситуация?

Альберт сложил маленькие желтоватые руки на коленях.

– Полиция штата сотрудничает с нами по полной программе. Перекрыты все дороги, идущие от Олбани. Блокпосты выставлены концентрическими кругами с центром в аэропорту Олбани. Наибольший радиус – тридцать пять миль.

– Ты предполагаешь, что им не удалось уехать на попутке?

– Приходится предполагать, – ответил Эл. – Если они сумели поймать машину, и их увезли на пару сотен миль, нам придется начать все сначала. Но я готов спорить, что они внутри этого круга.

– Правда? А почему, Альберт? – Кэп наклонился вперед. Альберт Штайновиц был, несомненно, лучшим агентом Конторы, за исключением разве что Рейнберда. Умный, с развитой интуицией… и безжалостный, когда работа того требовала.

– Отчасти это чутье, – ответил Альберт, – отчасти – выводы компьютера, которому мы скормили всю информацию о трех последних годах жизни Энди Макги.