— Ты сегодня мылся? — спросил сержант.

— Конечно! — ответил я возмущенно.

— Значит, это воняет он — констатировал Корбек.

— Счастливчик — вздохнул тот, другой, Варл.

Мы выехали на главную транспортную артерию, медленно объезжая остовы сгоревших машин и обвалившиеся от попаданий снарядов фасады зданий. Впереди, горожане выстроились в очередь

за едой и гуманитарной помощью, к станции, которая была развернута в старом сборочном цехе. Шоссе длилось примерно километр, и неровная очередь тянулась вдоль него из конца в конец.

Корбек смотрел на очередь из окна грузовика пока мы ехали вдоль нее. Бездомные, лишенцы, голодные и больные. Исхудавшие люди, с застывшими лицами и сломанными надеждами, с пустыми глазами, перегруженными болью. Их кожа одинаково бледна, одежда одинаково выкрашена серым пеплом и заляпана грязью. Как будто весь мир стал черно-белым.

Корбек выглядел удрученным.

— Что случилось? — спросил я.

— Эти люди… они выглядят как старые фото моих прадедов и родственников — неожиданно доверительно ответил он. В его голосе слышалось глубокая скорбь.

— У нас дома, в графстве Прайз, кухонный очаг был обшит деревом. Моя матушка повесила там эти снимки, в маленьких таких рамках. Дядюшки, тетушки, дальние кузены и кузины, свадьбы и празднества. Знаешь, я всегда считал их бестолковыми, бездушными какими то. Черно-белые лица, как у них там, на улице.

Его речь была настолько мрачной, что я поразился. Я никак не ожидал услышать подобное от такого сурово выглядящего бойца.

Леди Часс сказала, что я должен попытаться уловить дух Таниса, и вдруг, прямо здесь, совершенно неожиданно и без всяких поисков, я, кажется, нашел кое-что.

— Иногда мне хотелось бы… — добавил Корбек, прочистив горло — вот как сейчас… я бы хотел сунуть несколько этих старых снимков в свой вещмешок, в то утро, когда я оставил дом и отправился на Поля Основания. Они мало значили для меня, родственники, которых я почти не видел. Некоторых вообще не знал. Люди, о жизни которых, я даже не подозревал. Но сейчас, если бы они у меня были, это была бы как путеводная нить, назад к Танису.

— А, этот Танис, это где? — спросил я и сделал ошибку.

— Нигде, мистер художник, сэр — ответил Корбек, неожиданно отбросив свое уныние. — Он разрушен и его больше нет, а мы — все, что от него осталось. Вот поэтому мы и есть Призраки.

За окном грузовика тянулась длинная череда унылых лиц.

— Я чего-то не понимаю… мы ведь победили, да? — неожиданно спросил сержант Варл. Он сидел за рулем, самокрутка из контрабандного табака — листьев лхо — прыгала в его губах. Клубы сигаретного дыма, от которого у меня слезились глаза, заполняли кабину, но Корбек как будто ничего не замечал.

— Ага, победили… чудо из чудес, эта победа…

Варл загнал грузовик в погрузочный отсек 67-МБ Медицинского Корпуса.

— Сидите здесь — сказал Корбек, выбираясь из кабины — хотя ты, если хочешь, можешь идти со мной — бросил он мне и зашагал по направлению к потрепанному зданию.

Я бросился его догонять.

И тут, совершенно неожиданно, мы оказались в гуще детей. Это были беженцы, пострадавшие от войны дети, все перемазанные грязью.

Я совершенно растерялся, не зная, что делать дальше. Корбек уже давно раздал весь свой сухпаек, но дети просто облепили его со всех сторон, хватая его за руки, цепляясь за ремни обмундирования, не обращая внимания на его неуклюжие извинения…

Громко посигналил гудок грузовика.