– Послушайте, отдайте детей кормилице, они есть хотят! – раздраженно бросил ему Гильберт. Что он, ненормальный, что ли? Неужели он может спокойно слушать этот крик?

Поняв, что великолепный ребенок, которого он держит, хочет есть, Джон засуетился так, как будто у него под ногами разожгли костер. Он бросился к Мег и аккуратно, с нежностью протянул ей дитя. Как, только мальчик и девочка снова оказались рядом, плач прекратился.

Джон с удовольствием увидел, как Мед расстегнула свои грубые одежды и обнажила пару роскошных грудей пол-ных молока. Оба младенца в мгновение ока прильнули к ним и жадно принялись сосать.

Все это дало Джону возможность осознать то, что он услышал. К тому же причитания Гильберта возобновились с новой силой.

– О Господи, – громко молился – Гильберт, – дай мне сил в, этот час испытания. Тебе известно, что я беден, Я благословлен родством с королевским родом Стюартов, но вот деньгами я никогда не был благословлен. Я просто представить себе не могу, сколько мне придется работать, чтобы одеть этого сына, как подобает ему по его происхождению. Не знаю…

– Вы можете сейчас нас оставить, – холодно произнесла Алида, которая уже прекрасно поняла, чего добивается Гильберт.

Джон же так усиленно размышлял над услышанным, и он так хотел этого, что в первый раз в жизни он не рассердился на жену. Он просто махнул на нее рукой, приказывая ей замолчать. У него не укладывалось в голове, что Гильберт хотел отдать своего сына. В его понимании это было все равно что отдать кому-нибудь золотые горы. Разве он не для этого работал всю жизнь? Но у Гильберта-то сыновья получались легко: и золото он ценил значительно дороже.

– Я… – проговорил Джон осторожно, молясь о том, чтобы не обидеть Гильберта. – Хотите, я позабочусь о вашем сыне. Я буду кормить его и заниматься с ним.

Гильберт уставился на него с таким видом, как будто не ожидал ничего подобного.

– Не может быть, чтобы вы стали делать это ради меня, – ответил он. – Таких щедрых людей не бывает – И, как будто был придавлен горем, он медленно и тяжело поднялся на ноги и зашагал по направлению к своему сыну, который жадно сосал молоко.

Джон преградил ему дорогу.

– Я должен сделать что-нибудь, чтобы помочь тому, кто нуждается в этом. – Он начал лихорадочно придумывать, что он мог быть «должен» Гильберту. – Ваша жена умерла у меня в доме. Это, вне сомнения, вина моей повитухи. Чтобы уплатить вам за эту потерю, я выгоню ее и, кроме того, буду платить за воспитание вашего сына.

Услышав это, Берта начала протестовать, нo Алида взглядом заставила ее замолчать. Аляда видела, что происходит, и захотелось помешать этому, но она не могла ничего придумать. Она родила своему мужу много дочерей и двоих сыновей, но теперь это уже ничего не значило. Все было бы хорошо, если бы она подменила детей в тайне от мужа. Он бы любил ее за то, что она родила сына. Но теперь, после того как она потерпела неудачу, он будет ненавидеть ее. И, что еще хуже, он сейчас отдаст все – всю свою землю и все имущество – чужому ребенку.

– Нет-нет, – вздыхая, запротестовал Гильберт. – Не выкидывайте свою повитуху на улицу. Наверняка она знает свое ремесло. Это не ее вина, а моя. Еще ни одна женщина не осталась в живых, родив от меня сына. Если бы мог, я бы делал своим женам маленьких светленьких девочек, как вы.

– Что касается той лошади, которой вы так восхищались вчера, – проговорил Джон. – Она ваша.

Гильберт с обидой отозвался:

– Как? Вы что же, полагаете, я продам сына за лошадь?

– Нет-нет, что вы.