Он повторяет мое имя, снова и снова, пока я не попадаю в странное состояние между слабостью и силой, между головокружением и ясностью, нуждой и пресыщением, желанием отдать и взять, и… — Кай, — отвечаю я.

Так долго мы беспокоились о том, что нас увидят. О том, что мы рискуем причинить боль тем, кто за нами наблюдает. Но сейчас мы просто танцуем.

***

Я прихожу в себя, когда заканчивается песня, когда струны издают звук, будто разбивается сердце. А потом, против своей воли, я ищу глазами Ксандера. Обнаружив его, я замечаю, что он наблюдает за нами, но в его взгляде нет ревности. Там нет ничего, кроме тоски, но она уже направлена не на меня.

Ты найдешь свою любовь, Ксандер, хочу я сказать ему. Отблески костра мерцают на лице Лейны. Она очень красивая, очень сильная. Может, Ксандер полюбит Лейну? Когда-нибудь? Если они вместе поедут в Иные земли?

— Мы можем остаться здесь, — тихо шепчет Кай мне на ухо. — Нам нет нужды ехать обратно.

У нас уже был подобный разговор. И мы знаем ответ. Мы любим друг друга, но есть и другие, о ком тоже надо позаботиться. Каю нужно найти Патрика и Аиду, если, конечно, они еще живы. Мне нужно побыть со своей семьей.

— Когда я летал, — вспоминает Кай, — я представлял, что приземляюсь, собираю нас всех вместе и увожу далеко-далеко.

— Может быть, однажды, мы так и сделаем.

— Возможно, нам не придется лететь далеко в поисках нового мира. Может, голосование действительно станет началом.

Это самое многообещающее, что я когда-либо слышала от него.

Анна подходит к Ксандеру, говорит ему что-то, и он идет за ней в нашу сторону. Свет от костра оттеняет и освещает, вспыхивает и замирает, и в момент вспышки я замечаю в руке Анны кусочек синего мела. — У вас получилось, — говорит она нам троим. — Вы нашли лекарство, и каждый из вас был важной частью процесса. — Анна берет руку Кая и рисует на ней синюю линию, проводя по одной из вен. — Пилот, — говорит она, поднимает мою руку и продолжает линию от Кая ко мне. — Поэт, — затем Анна берет руку Ксандера и переносит линию от меня к нему. — Медик.

Вечер в горах, с его сосновой свежестью и запахом горящих дров, с его кострами и музыкой, сгущается вокруг нас, как только Анна отходит в сторону. Я жмусь к Каю и Ксандеру, мы втроем образуем маленький круг на краю известного нам мира, и хотя этот момент еще существует, я скорблю, что он проходит.

Маленькая девочка, которую мы с Ксандером видели в деревне, танцует, одетая в крылья. Она смотрит на нас троих. Очевидно, что она хочет потанцевать с одним из парней, и Кай позволяет его увести, оставляя меня наедине с Ксандером, чтобы произнести слова прощания.

Музыка, на сей раз оживленная, струится вокруг нас, над нами, залетает в нас. — Ты умеешь танцевать, — произносит Ксандер. — И ты умеешь петь.

— Да.

— А я не могу.

— Ты научишься, — говорю я и беру его за руки.

Его движения плавные. Вопреки тому, что он думает, ритм живет в нем. Его никогда не учили танцевать, а сейчас он ведет меня. Он не замечает этого, так сильно сконцентрировавшись на том, чего он не умеет — вернее, думает, что не умеет.

— Могу я спросить тебя кое-о-чем?

— Конечно.

— Я вспомнила кое-что, чего не должна была, — говорю я. — Из того дня, когда я приняла красную таблетку. — Я рассказываю ему, каким образом я восстановила воспоминание о дне красного сада.

— Как я смогла вернуть себе часть воспоминаний? — спрашиваю я у него.

— Возможно, это связано с зеленой таблеткой, — предполагает Ксандер, в его голосе звучит доброта и сильная усталость. — Может то, что ты никогда не принимала ее, означает, что ты когда-нибудь могла вернуть свои воспоминания.