Женщина ничего не ответила, отошла от них и скрылась за большим деревом.
– В самое ближайшее время необходимо что то предпринять для обеспечения надлежащей санитарии. Это означает, что кому то придется принимать решения относительно политики по охране здоровья и обладать властью для того, чтобы назначать правила и добиваться их выполнения. Как создать законодательные, судебные и исполнительные органы и выйти из нынешнего состояния анархии? – Бартон, казалось, не замечал того, что разговаривает практически сам с собой.
Члены группы были заняты самыми разнообразными делами. Один только Фригейт ответил:
– Займемся ка лучше более неотложными делами. Что нам делать с этим мертвецом?
Он был почти так же бледен, как и чуть раньше, когда Казз произвел вскрытие трупа кремневым ножом.
– Я уверен, что человеческая кожа, подвергнутая дублению… или человеческие кишки после надлежащей обработки будут намного пригодней, чем трава, для изготовления веревок или ремней. Я намерен отрезать несколько полос. Не хотите ли мне помочь?
Только ветер, шелестевший в листве и стеблях травы, нарушал молчание. Солнце все еще пылало, но пот быстро высыхал на ветру. Не было слышно ни крика птиц, ни жужжания насекомых. Внезапно пронзительный крик девочки вспорол тишину. Ей ответил голос Алисы, и девчушка побежала к ней за дерево.
– Я попытаюсь, – сказал американец. – Но не знаю, смогу ли. Не слишком ли много пришлось нам испытать для одного дня?
– Поступайте, как вам хочется, – заметил Бартон. – Но тот, кто мне поможет, будет первым, кто воспользуется кожей. Вы, возможно, захотите иметь немного кожи, чтобы привязать топор к рукояти?
Фригейт громко икнул и произнес:
– Я иду.
Казз все еще сидел на корточках возле трупа, держа в одной руке окровавленный кусок мяса и забрызганный кровью каменный нож в другой. Увидев Бартона, он ухмыльнулся, показав зубы, покрытые запекшейся кровью, и указал на мясо. Бартон покачал головой. Остальные: Галеацци, Бронтич, Мария Туцци, Филипс Рокко, Роза Палицци, Катарина Капоне, Фьеренца Фиорри, Бабич и Джунта удалились, чтобы не видеть этой омерзительной сцены. Они находились по другую сторону толстенной сосны и тихо перешептывались между собой по итальянски.
Бартон присел на корточки перед мертвецом и приложил кончик ножа к телу, начав надрез чуть выше правого колена и доведя до ключицы. Фригейт стоял рядом и смотрел. Он стал еще бледнее, а дрожь усилилась. Но стоял он твердо, пока две длинные полосы не отделились от тела.
– Так что? Попробуете? – спросил Бартон и перевернул тело на бок, так чтобы можно было снять другие, еще более длинные полосы. Фригейт взял нож, с кончика которого капала кровь, и, стуча зубами, принялся за работу.
– Не так глубоко, – начал поучать Бартон. – А теперь вы сделали слишком мелкий надрез. Ну ка, дайте мне нож. Смотрите!
– У меня был сосед, который частенько подвешивал убитых им кроликов у себя за гаражом. Как то я наблюдал за ним. И одного раза оказалось достаточно.
– Нельзя позволять себе быть таким щепетильным и привередливым, – сказал Бартон. – Вы отныне живете в примитивном обществе. Нужно приспособиться к этому окружению, чтобы выжить, независимо от того, нравится вам или нет.
Бронтич, высокий, жилистый серб, который прежде был управляющим гостиницей, подбежал к ним.
– Мы только что нашли еще один камень в форме гриба. Ярдах в сорока отсюда. Он спрятан за деревьями в ложбине.
Первый восторг Бартона от превосходства над Фригейтом прошел. Ему даже стало немного жаль этого парня.
– Слушайте, Питер, – сказал он. – Почему бы вам не пойти посмотреть на этот камень? Если это действительно так, то нам незачем будет спускаться вечером к реке.
Он передал Фригейту свою чашу.
– Поместите ее в отверстие гриба, но запомните точно, в какое. |