|
Он только только повстречался с этим человеком, а тот уже задает такие глубоко личные вопросы, столь бередящие душу. Ничто не может извинить его. Фригейт пошел на попятную: – Ну… ну… все это может подождать, неужели я не понимаю. Но знаете ли вы, что ваша жена экстренно провела над вами обряд помазания вскоре после вашей смерти. И вы были похоронены на католическом кладбище. И это вы! Неверующий!!! Лев Руах, чьи глаза все больше расширялись от болтовни Фригейта, вмешался в разговор: – Вы – Бартон, исследователь и языковед? Первооткрыватель озера Танганьика? Человек, совершивший паломничество в Мекку, переодевшись мусульманином? Переводчик «Тысячи и одной ночи»? – Я не хочу вам лгать. Впрочем, в этом нет никакой необходимости. Я – именно тот человек. Еврей плюнул на Бартона, но ветер отнес плевок в сторону. – Ты – сукин сын! – вскричал Лев Руах. – Вонючий нацист! Я читал о тебе! Я все знаю! Да, во многих отношениях тобой можно было восхищаться! Но ты же антисемит!!! 7 Бартон смутился. – Мои враги, – покачал он головой, – распространяют эти нелепые и очень грязные слухи. Но те, кому известны факты или кто хоть немного знает меня, скажут, что это не так. А сейчас, я думаю, вам следовало бы… – Так может быть, это не вы написали «Еврей, Цыган и Эль Ислам»? – спросил Руах, насмешливо улыбаясь. – Я, – ответил Бартон. Его лицо побагровело. А когда он опустил взгляд, то заметил, что тело тоже вспыхнуло. – А теперь – я уже начал говорить об этом, но вы перебили меня – я думаю, что вам лучше было бы уйти от нас. Как правило, в прошлой жизни на Земле я брал за горло своих обидчиков. Человек, который осмеливался говорить со мной подобным тоном, вынужден был подкреплять свои слова действием. Но мы сейчас в необычном положении и, возможно, слишком возбуждены. Не знаю точно, в чем здесь дело. Если вы немедленно не извинитесь или не уйдете прочь, то сейчас здесь будет еще один труп. Руах сжал кулаки и свирепо посмотрел на Бартона. Затем он повернулся и пошел прочь. – Что такое нацист? – спросил Бартон у Фригейта. Американец, как мог, объяснил. – Мне нужно многое узнать о том, что случилось после моей смерти, – кивнул Бартон. – Относительно меня этот человек ошибается. Я – не нацист. Англия, вы говорите, стала второразрядной державой? Всего лишь через пятьдесят лет после моей смерти? Трудно в это поверить. – Какой мне смысл лгать вам? – удивился янки. – Да вы не печальтесь. Перед самым концом двадцатого столетия она снова возвысилась, причем весьма любопытным образом, правда, было уже слишком поздно… Слушая американца, Бартон испытывал гордость за свою страну. Хотя Англия часто в течение всей его жизни поступала с ним более чем подло, да и Бартон всегда старался вырваться из нее, но где бы он ни был, он всегда защищал ее до последней капли крови. И всегда был предан королеве. Неожиданно он произнес: – Если вы догадывались, кто я такой, почему вы ничего не сказали об этом? – Я хотел удостовериться. Кроме того, у нас не было времени для разговора, – ответил Фригейт. – Как, впрочем, и для чего либо другого, – добавил он, кося взглядом на великолепную фигуру Алисы Харгривс. – О ней я знаю тоже, – сказал он. – Если она именно та женщина, о которой я думаю… – Мне лично ничего не известно, – ответил Бартон и остановился; они уже поднялись на вершину первого холма. Здесь носильщики опустили тело на землю рядом с огромной красной сосной. Тотчас же Казз, зажав в ладони кремневый нож, присел на корточки перед трупом. Он поднял голову и произнес несколько фраз, видимо, молитву. |
