|
После этого он вытер губы тыльной стороной ладони и положил в рот еще кусочек жвачки. Лицо его стало менее возбужденным; по мере того, как он жевал, на нем проступало выражение блаженства. – Меня преследовали кошмары, в которых вы всаживали копье мне в живот. Когда я просыпался, мой живот болел так, будто кремень в самом деле проткнул мои кишки. Поэтому я стал прибегать к резинке, чтобы избавиться от боли и унижения. Сначала резинка помогала – я был Великим. Я был Хозяином Мира – Гитлером, Наполеоном, Цезарем, Чингиз ханом, Александром Великим – одним человеком, объединившим все эти образы в единый конгломерат. Я снова был командиром эскадрильи «Алая Смерть». Да, это были счастливые деньки – во многих отношениях самые счастливые в моей жизни. Но эйфория быстро уступила место омерзению. Я погружался в ад. Я видел себя, обвинявшего себя же самого, а позади обвинителя миллион других. Но не Герингов, а жертв «великого и славного героя», этого циничного безумца Гитлера, которого я так боготворил. Во имя которого я совершил так много преступлений. – Вы признаете, что были преступником? – спросил Бартон. – Это уже что то новое по сравнению с тем, что вы мне раньше рассказывали. Тогда вы говорили, что вас бы оправдали во всем, совершенном вами, и что вас предали… На мгновение он замолчал, осознав, что отвлекся от своего первоначального намерения. – То, что в вас пробудился призрак совести, довольно невероятно. Но, возможно, это объясняется тем, что особенно озадачивает пуритан – почему вместе с пищей чаши предлагают спиртное, марихуану и наркотическую жвачку. По крайней мере, наркотическая жвачка, видимо, является даром, в котором скрыта хитро замаскированная ловушка, опасная для злоупотребляющих этим наркотиком. Бартон приблизился к Герингу. Глаза немца были полузакрыты, челюсть отвисла. – Вы знаете, кто я. Я путешествую под чужим именем. У меня есть для этого свои причины. Вы помните Спрюса, одного из ваших рабов? После того, как вы были убиты, его разоблачили, причем совершенно случайно, как одного из тех, кто каким то образом воскресил из мертвых все человечество. Из тех, кого мы стали называть этиками, от слова «этика», за неимением лучшего названия. Геринг, вы слышите меня? Немец кивнул. – Спрюс покончил с собой, – продолжал Бартон, – прежде чем нам удалось вытянуть из него все, что мы хотели узнать. Позже кто то из его соплеменников появился в нашей местности и на время усыпил всех, вероятно, с помощью усыпляющего газа, намереваясь, очевидно, забрать меня в свою штаб квартиру. Но они промахнулись. Меня тогда не было на месте, я путешествовал вверх по Реке. Когда же я вернулся, то сразу понял, что меня ищут, и вот с тех пор я, если можно так сказать, нахожусь в бегах. Геринг, вы поняли меня? Бартон стал отчаянно шлепать по щекам бывшего рейхсмаршала. Через некоторое время Геринг открыл глаза. – Я слышал вас, Бартон, – прошептал немец. – Просто мне казалось, что на все это не стоило отвечать. Все это такая чепуха! Вот если бы уплыть отсюда куда нибудь далеко далеко… – Молчите и слушайте, – зло прошипел Бартон. – У этиков повсюду есть свои агенты, которые разыскивают меня. Поэтому я не могу позволить себе оставить вас в живых. Вы понимаете это? Даже если бы вы были мне другом, я все равно не смог бы вам довериться. Да вы теперь и не человек. Вы – жвачное животное! Геринг хихикнул, приблизился к Бартону и попытался обвить руками его шею. Бартон оттолкнул немца так, что тот споткнулся о столик и еле удержался от падения, вцепившись в его край. – Это очень забавно, – усмехнулся немец. – В тот самый день, когда я попал сюда, какой то человек спросил у меня, не видел ли я вас. Он подробно описал вас и назвал ваше имя. А я сказал ему, что когда то очень хорошо вас знал – даже слишком хорошо – и я надеюсь, что никогда больше с вами не встречусь. |
