|
– Вы? Ричард Бартон? Мне не снится? Это вы? Бартон уловил запах жевательной резинки в дыхании немца и вонь от пропитанного потом матраца, на котором тот лежал. По сравнению с последней их встречей Геринг заметно похудел. – Я не знаю, сколько я здесь пробыл, – промямлил Геринг. – Который сейчас час? – Примерно час до рассвета. Вчера был день Праздника Воскрешения. – Значит, я здесь уже целых три дня. Мне хотелось бы напиться воды. Можно? Мое горло пересохло, как у мумии! – Неудивительно, – усмехнулся Бартон. – Вы сами как мумия – раз пристрастились к резинке. Бартон встал, указал копьем на сосуд из обожженной глины на бамбуковом столике и произнес: – Можете, если хотите, напиться. Но не пытайтесь сделать что нибудь еще. Геринг медленно поднялся и, шатаясь, направился к столику. – Даже если бы я и хотел, я не могу оказать вам сопротивление – я слишком слаб. – Он с шумом напился и поставил сосуд на стол, взяв оттуда яблоко. Откусив кусок, он сказал: – Что вы здесь делаете? Я думал, что избавился от вас. – Сначала ответьте на мои вопросы, – приказал Бартон, – и поживее. Вы поставили передо мной проблему, которая мне очень не нравится. 20 Геринг начал было жевать, но затем перестал, взглянул на Бартона и произнес: – Какую проблему? У меня здесь нет никакой власти и я не могу ничего с вами сделать, даже если бы хотел. Я здесь просто гость. Чертовски скромные люди – эти наши хозяева. Они не беспокоят меня, если не считать того, что то и дело спрашивают, все ли у меня в порядке? Правда, я не знаю, сколько времени они позволят мне оставаться здесь, не отрабатывая содержание. – Вы не выходили из хижины? – нетерпеливо оборвал его Бартон. – Тогда кто же наполнял для вас чашу? Откуда у вас столько наркотической резинки? Геринг хитро улыбнулся. – У меня были кое какие припасы… примерно в тысяче миль отсюда выше по Реке. – Конечно же, отнятые силой у каких нибудь несчастных рабов, – зло прошипел Бартон. – Коли у вас так хорошо все получалось, зачем вам нужно было уходить оттуда? Геринг всхлипнул: – Я… мне пришлось убраться оттуда. Я больше не был им нужен. Я утратил свое влияние на них, проведя очень много времени в пьянстве, курении марихуаны и жевании резинки. Они сказали, что я слишком размягчился. Они убили бы меня или сделали рабом, если бы я вовремя не удрал. Поэтому одной прекрасной ночью… на лодке… я благополучно смылся и плыл по течению, пока не попал сюда. Я обменял часть своих запасов на двухнедельное пребывание здесь, и вот из этого срока прошло три дня. Бартон изумленно уставился на Геринга. – Вы же знали, что случится, если злоупотреблять резинкой! – сказал он. – Кошмары, галлюцинации, иллюзии. Полный моральный и физический износ. Вы, должно быть, видели, что случалось с любителями этого наркотика? – У меня и на Земле было пагубное пристрастие к морфию! – вскричал Геринг. – Я боролся с этим злом, и, представьте себе, на какое то время мне удалось победить его. Затем, когда дела Третьего Рейха стали ухудшаться – а мои собственные тоже становились все хуже и хуже – когда Гитлер стал докучать мне, я снова пристрастился к наркотику. Но здесь, когда я очнулся для новой жизни в молодом теле, когда казалось, что передо мною вечность жизни и молодости, когда здесь не оказалось ни сурового Бога на небесах, ни дьявола в аду, которые могли бы в чем то остановить меня, я подумал, что могу поступать, как мне заблагорассудится. Здесь я мог бы стать даже более великим, чем фюрер там, на Земле! Эта маленькая страна, где вы встретили меня, была для меня только началом! Я уже видел перед собой Империю, простирающуюся на тысячи миль вверх и вниз по Реке, по обоим берегам! У меня было бы в десятки раз больше подданных, чем Гитлер даже мог мечтать! Он снова заплакал, затем затих, чтобы опять выпить воды. |
