|
Убогий, поспешно поднявшись с табурета, шагнул к искореженному, в пятнах ржавчины кубу обогревателя. Пока он возился с задней панелью, перед его мысленным взором витали открытые банки с тушенкой, от вида которых у него заурчало в желудке и рот наполнился слюной. Он так увлекся своими мечтаниями, что в очередной раз несколько косо поставил отвертку и она сорвалась, располосовав ему палец на левой руке. Убогий чертыхнулся и сунул палец в рот. Хотя, похоже, в этом не было особой необходимости. Несколько дней назад он вдруг заметил, что любые ссадины и порезы заживают на нем как на собаке. А изуродованные пальцы, несмотря на пока еще неприглядный внешний вид, уже довольно ловко управляются с проводками, таблетками микросхем и иной тонкой начинкой. А ведь у остальных обитателей Первой штольни с ее затхлой атмосферой даже легкий порез превращался подчас в язву, гноившуюся неделями. Впрочем, в остальном он ничем не отличался от других – как и они, получал ссадины, сажал себе шишки и синяки, мучился желудком, съев что-нибудь мало пригодное для еды, и регулярно испытывал чувство голода. Последнее, впрочем, ему не грозило уже несколько недель. С тех пор как они открыли свою мастерскую, еды стало вдоволь. Его расчет на то, что люди валом повалят к мастеру, умеющему не только заряжать севшие батареи, но и устранять неисправности, полностью оправдался. Так что шунт, как он и предполагал, скорее был знаком, что здесь расположена мастерская, чем действительно использовался; Ну да ладно, невелика была работа. Так что еды у них хватало. К тому же, как оказалось, мастерская стала настоящим университетом по изучению людей. Хотя нет – началось это еще в ночлежке мамаши Джонс. Именно там Убогий впервые научился различать тончайшие оттенки настроений по таким, казалось бы, далеким от этой тонкой материи признакам, как топот башмаков Фуга Стамески, сопение Грязного Буча или то, как мамаша Джонс вытирает замызганным фартуком пухлые мозолистые ладони, что позволяло ему не только вычислять их возможную реакцию на его появление, но и безошибочно угадывать момент, когда можно урвать лишний кусок и получить за это не слишком крутую затрещину. Здесь же университет только продолжался. Какие только невероятные истории ему не приходилось выслушивать, пока клиенты сидели на колченогой табуретке, ожидая, когда Убогий закончит разбираться с их рухлядью. Что только не пытались ему наплести, чтобы заставить скинуть цену. Среди обитателей Первой штольни встречались выходцы с доброй полусотни миров, и вся эта яркая смесь культур, манер, привычек, моральных норм и жизненных историй каждый день проходила перед ним, поворачивась то одним, то другим боком. Он узнал, что кайтанцев лучше не обманывать, а тренцы никогда не говорят правды. Регуланцы – мастера поторговаться, а таирцы хитры как черти. К тому же он вдруг с удивлением осознал, что может с упехом использовать это знание. Для того чтобы добиться своего, не требовалось даже прилагать каких-то особых усилий – достаточно было вовремя хмыкнуть или поддакнуть, а то и просто бросить вскользь, что вот-де Крутой Болт был бы не против, и все оказывалось, как он того хотел. Это открытие его просто поразило. На него временами накатывало смутное ощущение, что раньше ему уже доводилось руководить подчиненными и подчиняться вышестоящим. Но сейчас, к его удивлению, получалось, что он может управлять людьми, которые и не находятся у него в подчинении. Из-за мыслей об этом он вот уже несколько дней не сразу засыпал, долго ворочаясь с боку на бок под ворчание стариков. Ему не давало покоя настойчивое ощущение, что именно отсутствие этого умения и повергло его когда-то в то состояние, в котором он сейчас находился. Но пока он был еще в самом начале пути по овладению этим умением. К тому же, если его что-то выбивало из колеи, как, например, банка тушенки, все его умение исчезало напрочь. Убогий откинул заднюю панель и отшатнулся: из внутренностей обогревателя вылетело целое облако пыли и трухи. |
