— Ах, пожалуйста, розовый джин, Виктор.

Розовый джин, скотч с содовой, бренди с водой. Гости прибывали, гостиная наполнялась, в воздухе разговоры и дым. Но Краббе чувствовал, что дело начинается плохо. Чи Асма яростно выплюнула кусок тоста с постным мясом, крикнув:

— Баби!

— Это не свинина, — заверил Краббе. — Мы очень внимательно проследили. — Она, не поверив, поежилась. В любом случае, не желала говорить с мужчиной, ожидая прибытия малайских жен. Но единственной другой присутствующей женой была миссис Фу, жена мистера Фу, дантиста, улыбчивая, тоненькая, очаровательная, в чонгсаме, под которым вырисовывался корсет, но не менее прелестная, чем Розмари. Чи Асма выразила в пустоту негодование по поводу подобного эксгибиционизма.

А вот и братья тамилы. У Аруму гама и Сундралингама хлопот хватало: Маньям один дома вечером; тенденция Вайтилингама к непослушанию; тут еще эта самая Розмари. Но они не сумели придумать убедительного предлога, чтоб не прийти, тем более что Вайтилингам проявил намерение напиться у Краббе. Арумугам и Сундралингам знали причину: очередное письмо с Цейлона в то утро, очередной снимок сияющей тамильской девушки с крупно написанной карандашом суммой приданого на обороте: 75 тысяч долларов; сложная душевная машинерия Вайтилингама скрипела и скрежетала: в один момент в начале вечера он даже был склонен к сварливости. А сейчас прыскал полным ртом воздуха на Розмари.

— Ох, Вай, не глупите. Это безнадежно, разве вы не видите? Смотрите, кольцо. — Крошечный бриллиант сверкнул, просигналил.

— Я… я… не думаю…

— Мы остаемся друзьями, да? Я имею в виду, вы будете по-прежнему заботиться о кошках.

— Я…

— Пошли, — пропел Арумугам сердечным фальцетом, — пошли к ребятам.

— Я… не…

— И, — сказал Ник Хасан Краббе, — мысль считают хорошей. Говорят, именно это и нужно к началу торжеств. Хорошая вдохновляющая малайская песня про наши славные горы, про джунгли, про тигров и всякую прочую белиберду. Не слишком длинная, конечно. Думают, можно раздобыть оркестр с Сингапура. И конечно, всегда есть оркестр федеральной полиции.

— Только это будет конец вполне длинной симфонии, — предупредил Краббе. — Фактически главное — сама симфония.

— А нельзя ее вообще выбросить? Нельзя одну песню? — спросил Ник Хасан. Поймал боя Краббе, от которого уже несло бренди, протянул свой стакан. — Я просил имбирный эль. А это имбирный эль.

— Нет, — сказал Краббе, — нет. Должны все сыграть.

— Никто ничего не должен. — Может, просто в присутствии жены он стал раздражительным. — В конце концов, Вики, я вам оказываю услугу.

— Мне?

— Ну, ему. Услугу тому самому парню.

— Но, проклятье, старик, я думал, мы договорились. Неужели вы в самом деле не видите, что исполнение этой вещи важно для Малайи?

На них накатывалась грудь, парфюм и кольцо Розмари.

— Виктор, Виктор, по-моему, Вай старается напиться. Посмотрите на него. — Вайтилингам был загнан в угол возле стола со спиртным, Арумугам и Сундралингам плотной стеной отгораживали его от искушения. Вайтилингам выпил две порции чистого виски, налил очередную. Сундралингам громко, педантично рассказывал миссис Фу о местной кампании по борьбе с фрамбезией.

— Из нарывов при фрамбезии сочится самая что ни на есть тошнотворная жидкость, которая изобилует болезнетворными организмами.

Миссис Фу обаятельно улыбнулась и куснула сардинку на палочке.