Стараясь не наступать на куски искореженного металла, обугленные куски неизвестно чего, старший лейтенант стал медленно обходить кучи обломков, внимательно глядя себе под ноги и рядом, чтобы не наступить куда не положено. Ведь приедут специалисты, начнет работать комиссия, изучая причины катастрофы, и все они станут буквально обнюхивать и чуть ли не облизывать каждый кусок обшивки или внутренностей в поисках понятных только им одним следов. Поэтому все здесь должно оставаться только на своем месте. Иначе не сложится картина, а тогда начнут искать виновного, и конечно, им может оказаться тот, кто первым появился на месте падения. Мол, специально, скажут, решил запутать следствие.

Данин обходил чадящие обломки, пристально всматривался между ними, пробовал приподнять большие куски, чтобы заглянуть и под них, но ни живых людей, ни трупов не находил. И вдруг услышал тихий, словно сдавленный стон. И долетел он с той стороны, где торчало хвостовое оперение самолета.

Осторожно, даже зачем-то расстегнув машинально кобуру пистолета, участковый на цыпочках перебежал к хвосту и замер, прислушиваясь. Слабый стон донесся опять — и источник его был где-то здесь, рядом. Но его не было видно. И лишь когда человек застонал в третий раз, Бронислав определил направление — стон доносился справа, от невысокого кустарника, буквально в пяти метрах от него.

Человек лежал на спине. Был на нем обычный, правда, разорванный и прожженный в нескольких местах костюм. Обуви почему-то не было. Ступни ног были обожжены. Лысая голова замотана окровавленной тряпкой, похожей на оторванный рукав рубашки. Лица не разглядеть. Данин легонько тронул его за плечо, но тот никак не отреагировал — был без сознания. Чем ему помочь? Только одним: вызвать врачиху из медпункта, да чтоб она там уколы какие-нибудь захватила, и вообще — что нужно тяжело раненному? Старший лейтенант достал свой мобильник, личную гордость и единственный предмет роскоши, и начал звонить в дирекцию лесопункта. Надо ж было начальству объяснить суть происшествия и что тут умирает от ран человек.

Объяснить-то он объяснил, но следом встал вопрос с транспортом — на чем «медицину» доставить? Вся техника на делянках. Сказал он, что надо бы еще и огонь погасить — сухо, опасно. И тогда с ходу нашлось решение: приедет пожарная машина — и зальет что надо, и «медицину» доставит. Правда, пока доедет, это ж черт знает что! А делать-то нечего, до города еще дальше.

Прежде чем вплотную заняться раненым, Бронислав решил побыстрее завершить осмотр обломков, там, где такая возможность еще представлялась. К самому фюзеляжу пролезть было чрезвычайно трудно, там здорово чадило и местами вырывались языки пламени.

Но если уже один человек оказался живым, то, может, еще есть кто-нибудь, кому нужна его экстренная помощь? Однако дальнейший осмотр практически ничего не дал, хотя еще два трупа участковый все же обнаружил. Один был, судя по его форме, летчиком, и лежал он, как и первый, немного в стороне от места катастрофы. Заметен был на земле и след волочения его тела — кровавая прерывающаяся дорожка от кучи обломков самолета до кустарника, рядом с которым тело лежало. Это говорило о том, что оттаскивали человека от бушевавшего, видимо, огня еще живым. И хотя китель и брюки были прожжены во многих местах, кожа на голове только что не обуглена, на лицо смотреть страшно, сплошная обгорелая маска, но кровь-то еще текла, вот в чем дело. И если бы помощь пришла сразу, кто знает, может, и остался бы жить летчик. Калекой, но… да какая это жизнь! А умер он позже — от этих самых ожогов либо от большой потери крови. Медицина, конечно, установит причину. Важно другое: и того, первого, что стонет в кустах, и этого вытащили же из-под горящих обломков. Значит, должен быть еще кто-то живой?

И вот он нашелся — еще один мужчина, третий.