Медсестра посмотрела через плечо.

– Все верно. У тебя амнезия.

Мгновение спустя она вернулась к кровати, подкатывая за собой столик на колесиках. Когда она стянула простыни и расслабила завязки на больничной сорочке, Матиас поднял свою потяжелевшую голову, осматривая свое тело. Верхняя половина тела была не так плоха, просто несколько шрамов местами. Нижняя являла собой кошмар.

Полотенце было мягким и теплым.

Медсестра ласкала его грудь, ее кожа была такой гладкой и светящейся, будто она была отретуширована, а ее волосы были непозволительно пышными и густыми. Даже ее губы были словно фрукты, блестящие, обещающие сладость.

«Я не хочу ее», – подумал Матиас.

Но, казалось, он не мог шевельнуться.

– Тебе нужно набрать вес, – заметила она, проводя полотенцем по его груди. – Ты слишком худой.

Этот кусок махровой ткани направился ниже, задержавшись на животе, затем ниже, чем того требовала забота о пациенте. И с неожиданной ясностью он понял, что в своем прошлом он бы впечатлил ее… те женщины, с которыми он разминался в сексуальном плане, всегда были поражены его телом…

Минутку, происходящее – реально?

Когда она попыталась отодвинуть ткань еще дальше, он остановил ее:

– Нет, не надо.

– О да, определенно надо.

Не отводя взгляда, медсестра убрала его руку со своего запястья и стянула все покрывала. Жестокость этого действия возмутила его до глубины души… почему, он не знал.

– Задела за живое? – спросила она, прекрасно зная ответ. Каким-то образом… она всегда знала, что он любил опасность. – Это так, Матиас?

– Может. – Внезапно его голос стал сильнее. Глубже…

– А сейчас?

Она коснулась того места, что определяло его как мужчину, ткань с шорохом скользнула по члену.

Когда она облизнула губы, словно испытывала соблазн, Матиас не мог не рассмеяться в голос. По какой бы там необъяснимой причине она не нарушала порядок, она ничего не добьется… и это разрешит проблему с его желанием: не имеет значения, если она скинет с себя шмотки и запрыгнет на него, его мягкая плоть не встанет и не включится в процесс.

Даже с амнезией, он знал это, также как и знал, что его глаз не видит. Констатация факта, не воспоминание.

– Моя память – не единственное, что я потерял, – сухо сказал он.

– Действительно?

Когда она погладила место, которое не следовало, он подпрыгнул. Но, с другой стороны, импотенция не означала отсутствие ощущений.

Просто значила, что ты не сможешь ничего…

Река силы снова потекла в него, но в этот раз сильнее. Застонав, он выгнулся, автоматически поднимая бедра к источнику.

– Вот так, – сказала она, ее голос искажался. – Почувствуй меня. Я в тебе.

Это сексуальное желание, по которому он так скучал, прокатилось по нему; агрессия и желание войти туда, где он так давно не был. Боже. Напоминание о том, что он на самом деле был мужчиной, а не каким-то сломанным андрогином…

О, черт, это было шикарно. Шикарно… мать его.

– Смотри на меня, – приказала она, лаская его член. – Смотри на меня.

Он был так потрясен новизной происходящего, что забыл, кто был с ним, и ее вид выкачивал из него чувства, его эмоции становились бесплодными, хотя тело уже пустилось во все тяжкие. Она была красивой, и в то же время… роскошной, как ядовитый плющ.

– Тебе это не нравится, Матиас?

Нет, не нравилось. Совсем не нравилось. – Нисколько.

– Лжец. И мы должны закончить то, что начали. Ты и я. Да, должны.

***

Девина зашла в «Сакс Пятое Авеню» в Колдвеллской Галерее Бутиков примерно в пять утра.