– Кто они были? – спросила она, будто эти люди уже умерли.

– Жертвы террористов, – ответил генерал.

– Простите, что не разглядела ваши знаки различия, – сказала девушка. – Мне никогда не доводилось видеть генерала в полевой форме.

Фуэрте вернулся в училище, ворота заперли, и вскоре уже колонна держала обратный путь в Вальедупар.

Вечером генерал Рамирес звонил Асадо, но телефон не отвечал. Вестовой-мотоцикл им доложил, что ворота заперты, а территория не охраняется. Рамирес направил в училище небольшой отряд на разведку, и те рапортовали, что там ни души, как на «Марии Селесте», «только мертвяки». Генерал еще острее почувствовал, что власть выскальзывает из рук, отгрыз ноготь и, жуя, задумчиво смотрел, как из указательного пальца сочится кровь.

В долгой и тряской поездке трое ходячих раненых, несмотря на хлопоты санитаров, умерли от внутреннего кровотечения. Остальных Фуэрте поместил в вальедупарский военный госпиталь и, сославшись на «высшее руководство», дал указание персоналу держать факт их поступления в строгом секрете. На допросы палачей и изучение картотеки ушла неделя. Секретарши в канцелярии радовались возвращению генерала, пока не поняли, сколько на них свалилось работы. Им приказали сделать по две фотокопии каждого документа из картотеки и один экземпляр отослать «ближайшему родственнику», по адресу из протоколов. Вторые экземпляры следовало разложить в алфавитном порядке, и каждый отдельной бандеролью отправить в «Нью-Йорк Геральд». Оригиналы документов Фуэрте положил в банковский сейф в Асунсьоне.

Потом он вылетел в Мериду и отправил бандероли в газету и родственникам, а затем вернулся в Вальедупар, чтобы предать истязателей суду тайного, но законного трибунала, где председательствовал вместе с бригадным генералом. Для экономии времени и сил он решил судить всех сразу: у всех одни и те же улики, одни и те же свидетели, одни и те же оправдания, и всех ждал один и тот же приговор.

Фуэрте и бригадный генерал одного за другим вызывали свидетелей из числа тех, кто лежал в военном госпитале Вальедупара. Фуэрте зачитывал длинные выдержки из копий документов картотеки.

Команданте, выступавшему в роли адвоката, приходилось то и дело напоминать, что он обязан изо всех сил защищать подсудимых. Но команданте от задания тошнило, и он лишь повторял многажды сказанное преступниками: «Они выполняли приказ». Фуэрте очень быстро выяснил, хотя знал и без того, что приказы исходили от генерала Рамиреса.

– Вам этого не доказать, – заявил Асадо. – Все делалось неофициально.

Фуэрте побарабанил ручкой по столу.

– Доказать очень легко, – сказал он. – Вы ведь не уничтожали документы, как было велено. В картотеке остались приказы, написанные Рамиресом собственноручно.

– Тогда вы понимаете, господин генерал, что нашей вины нет. Мы выполняли свой долг, подчиняясь приказам.

Слушания длились уже несколько дней, и Фуэрте с бригадным генералом решили положить конец утомительному словоблудию. Пятнадцать подсудимых вызвали на оглашение приговора. Слово взял бригадный генерал:

– На Нюрнбергском процессе был установлен принцип международного закона, по которому «выполнение приказа» не является оправданием для зверств, которые, согласно вашим признаниям и показаниям свидетелей, данным под присягой, вы ежедневно творили. Суд находит, что вы виновны по всем пунктам: в убийстве, в неправомерном лишении свободы, в незаконном похищении, в нападении с причинением тяжких телесных повреждений, в воровстве, взломе и незаконном проникновении в жилище, в изнасиловании, в противоправном аресте, в подчинении незаконным приказам и так далее, и тому подобное.