— А теперь продолжай.
Воин пожал плечами, откусил кусок и долго, задумчиво пережевывал его. Наконец глянул на маленькую торговку и заговорил так тихо, что за шумом грозы его почти не было слышно.
— Во-первых, у нас не так много золота, чтобы им швыряться. Людям есть будет нечего, а ведь пять легионов — не малое число. Во-вторых, для этого нет никаких причин. Если бы один из нас так поступил, вы бы с него шкуру спустили. И воины это понимают.
— Ты что, неравнодушен к этой девке?
— Я уважаю в ней некоторые стороны. — Юстин осклабился, но быстро посерьезнел. — Дело в том, что вы себя ведете, как будто поэт с нами надолго не задержится. Верховному Совету вы что намекали: как только покончим с Хайемом, Риаан запряжет андата в нашу телегу. Правильно сделали. Узнай глава Совета о ваших настоящих планах, и поход возглавил бы кто-то другой. Но ведь если следовать этой сказочке, то Риаан станет важной птицей и еще нас с вами переживет. Уж не обижайтесь, но вы перед ним пляшете, будто надеетесь, что он вас поцелует.
Баласар несколько раз перебросил яблоко из руки в руку и подождал, пока утихнет злость.
— Он мне нужен. Я потерплю, если какое-то время придется кланяться до земли и шаркать ножкой.
— Вот именно, какое-то время. Никто еще не видел, чтобы вы, как говорится, мочу с улыбкой пили. Люди ждут, что вы взорветесь, поставите его на место, а вы все терпите. Тут они и начинают задумываться — почему. Как так, неужели вам по душе всю жизнь унижаться перед этим прыщом? Рано или поздно они поймут: вы терпите, потому что конец недалек.
Баласар задумался. Надкусил яблоко, но оно оказалось кислым, безвкусным, как мел, и скрипело на зубах. Он зашвырнул его подальше. Яблоко шлепнулось на мостовую, где его подхватил мутный поток, и покатилось, мелькая то зеленым боком, то белой мякотью.
— Думаешь, Риаан догадывается? — спросил Баласар, помолчав.
Юстин фыркнул.
— Да он в отлив поверить не сможет, если выйдет на берег. Волны, мол, так его любят, что не уйдут! Вся беда в наших. Они поймут, что вы хотите его убить. А если поймут — проболтаются.
Баласар кивнул. Юстин говорил правду. Он и в самом деле вел себя по-другому, не так, как если бы собирался оставить Риаана в живых. Советникам в Актоне не было дела до причуд поэта. Их взор застили мечты о силе богов, о магии на службе Совета. С такими устремлениями пренебречь опасностью было нетрудно. А вот командиры и воины, знавшие Риаана, понимали, что ему нельзя верить. Точно так же они могли понять и то, что Баласар видел с самого начала, еще до рокового похода в пустыню: андаты — опасное орудие, от которого лучше избавиться сразу, как только в нем не станет нужды.
Но не раньше, вот что важней всего. Если у поэта ничего не выйдет, их ждет горькая участь. Баласар надолго задумался, не спеша взвешивая все, чем рискует. Наконец Юстин нарушил молчание.
— Позвольте мне отослать шлюху прочь, генерал. Я дам ей денег, чтобы пожила с полгода в деревне. Скажу, что если покажется в городе, мы и правда ее голову на пику насадим. А так я принесу поэту свиное сердце, как будто мы ее убили. Ее хозяина предупредим. Я скажу ребятам, что это была ваша задумка.
— Опасная затея.
— У нас все затеи опасные, генерал. В конце концов, поэтишка это заслужил.
На востоке сверкнула молния. Прежде, чем до них докатился гром, Баласар кивнул. Юстин простился с ним и шагнул за пелену ливня, чтобы внести еще одну крошечную поправку в грандиозный план Баласара. Маленькая торговка яблоками, похоже, заметила, что дождь стихает, накинула на русые волосы капюшон и выбежала из-под арки. Баласар некоторое время сидел, не двигаясь. Тело наполнилось тяжестью, в которую превращается напряжение, когда не находит выхода. |