Взгляд его затуманился, белые стены домов потеряли отчетливость, поплыли мутью бесцветных оттенков, напоминая призраки укрытых снегом холмов.
Баласар попытался представить, что сказал бы Малыш Отт. Что бы он подумал о походе, о поэте, обо всех этих колесах и шестеренках, которые привел в движение Баласар. Если все пойдет, как задумано, он спасет мир от новой войны, от угрозы, которая погубила Империю. Если его замысел провалится, он положит начало такой войне. Но что бы ни случилось, он уже принес в жертву Бэса, Ларана, Келлема, Малыша Отта. Те, кто его любил, ушли и никогда не вернутся. Те, кто еще жив и верен ему, тоже могут погибнуть. Его страну и народ, всех, кого он знал и кем дорожил — дряхлого отца, девушку, которую любил в юности, когда лепестки облетали с цветущих вишен, Юстина, Коула, — всех могла погубить его ошибка. Баласар гнал от себя такие мысли, боясь, что не выдержит их тяжести, но они все равно настигали его в минуты покоя. Он испытывал ужас и трепет перед собственным замыслом. И все-таки был уверен, что прав.
Баласар представил, что перед ним стоит Бэс и его широкое лицо расплывается в понимающей улыбке. Такой, которой не увидишь больше нигде, кроме как в памяти. Баласар приветственно поднял руку, тень поклонилась ему и ушла. Они бы поняли — все, чью кровь он пролил ради своей цели. А если бы даже не поняли, все равно пошли бы за ним. Потому что в него верили.
Когда Баласар пришел в библиотеку, один из его командиров, долговязый парень по имени Орем Котт, мерил шагами залу, буквально ломая руки от нетерпения. Баласар захлопнул дверь. Воин поклонился ему.
— Генерал! С вами хочет поговорить один человек. Я подумал, что лучше сразу привести его к вам.
— Чего он хочет?
— Это вожак наемников. Привел своих людей из Аннастера.
— Наемники мне больше не нужны.
— Уверен, вы все равно пожелаете его выслушать. Они прибыли из Хайема. Говорят, что хай Мати прогнал их, и с тех пор они путешествуют в поисках работы.
— Он побывал в зимних городах?
— Прожил там много лет!
— Молодец, что привел его сюда. Пусть войдет. Кстати, — окликнул Баласар командира, когда тот был уже у дверей, — как его зовут?
— Аютани, генерал. Синдзя Аютани.
Синдзя понял, что недооценил обстановку, как только они прибыли в Арен.
Несколькими неделями раньше отряд пересек горный хребет, отделявший Западный край от земель, которые пусть и не принадлежали Мати и Патаю, но считались их негласными владениями. Молодые ополченцы радовались возможности размять косточки, поэтому Синдзя погнал их быстрее. На подходах к Аннастеру они начали жаловаться на усталость, и все-таки огонек в их глазах тогда еще не погас. Они сбежали из душных, теплых постелей Хайема и попали в края, где на удар отвечали ударом, а не магической силой поэтов и андатов. Они получили возможность испытать себя в схватке с врагом.
Не считая Синдзи, из всего отряда в настоящих боях успели побывать одни командиры, их набралось бы человек десять. Остальным поход представлялся чем-то вроде приключения из детской сказки. Синдзя и не пытался объяснить им, что к чему. Как знать, вдруг им придется по душе убийственная скука затяжной осады или ярость сражений. Но вероятнее было другое: к середине лета половина запросится назад, к мамочкам. Синдзя не видел в этом ничего плохого, ведь он отправился в дорогу, просто чтобы разогнать кровь и заодно помочь своему другу, хаю Мати, в неурядицах с даем-кво.
Он совсем не ожидал, что наткнется на самое многочисленное полчище за всю историю мира.
Гальты стояли вокруг южных крепостей, и стояли во множестве. По всему Западу стражи и думать забыли о распрях. Все взгляды были обращены на юг. Здравый смысл подсказывал, что Гальт наконец-то решил покончить с многовековыми играми в набеги и явился, чтобы подчинить себе Западные земли от южного до северного побережья. |