— В укрытие, сержант! — закричал Шарп.

Каждый уже нашёл для себя место, хорошо защищённое крупными камнями. Большинство стрелков укрылось в редуте, но несколько, включая Шарпа и Харпера, спрятались в сторожевой башне, там, где лестница когда-то вела на бастион. От лестницы осталось всего четыре ступени, и они поднялись по ним к зияющему пролому в северной стене. Расположившись там, Шарп мог видеть, что делали французы.

Оружие окуталось дымом, потом послышался гулкий грохот взорвавшегося пороха. Шарп разглядел в небе тонкий прерывистый дымок, оставленный горящим фитилём. Над головами послышался свист летящего снаряда, который, если судить по дымному шлейфу, пронёсся всего на два фута выше развалин башни и взорвался где-то на южном склоне. Все выдохнули с облегчением.

— Фитиль слишком длинный, — заметил Харпер.

— Они это исправят, — сказал Танг.

Дэниэл Хэгмэн, бледный, сидел, прислонившись к стене и закрыв глаза. Висенте и большинство его людей расположились ниже по склону за огромными — величиной с дом — валунами. Им ничего не угрожало, но если бы снаряд срикошетил от стены сторожевой башни, то мог упасть среди них. Шарп постарался не думать об этом. Он сделал всё, что мог, и понимал, что не может создать для каждого абсолютно безопасные условия.

Они ждали.

— Ну вот, опять, — пробормотал Харрис.

Харпер перекрестился. Шарп выглянул из пролома и увидел, что артиллерист подносит к стволу запал. Он не стал ничего говорить своим людям, потому что их предупредит грохот выстрела, его не интересовала и сама гаубица. Он не хотел пропустить момент начала атаки. Это ведь было так очевидно: дайте залп, чтобы британцы и португальцы пригнули головы — и посылайте пехоту вперед. Но никаких приготовлений к штурму Шарп не увидел. Драгуны держались на расстоянии, пехота была вне поля зрения, и только артиллеристы продолжали свою работу.

Запущенный снаряд прочертил дугу к вершине холма. После первого выстрела фитиль укоротили, и снаряд упал и взорвался точно среди скал. Теперь выстрелы следовали один за другим, без перерыва, и каждый снаряд взрывался раскалёнными свистящими в нагромождениях валунов осколками. Но французы, кажется, не сознавали, насколько надёжным укрытием были камни. На вершине стояла пороховая вонь, дым плыл густой, как туман, окутывая покрытые лишайником камни сторожевой башни, но чудесным образом все остались целы. Один из людей Висенте был легко ранен шальным осколком в плечо, но это было единственным несчастным случаем. Однако это было тяжёлое испытание. Люди сидели, сгорбившись, отсчитывая в обратном порядке время между выстрелами, следовавшими ровно раз в минуту. Пока тянулись секунды затишья, все молчали. Каждый выстрел начинался грохотом от подножия холма, потом был свист, потом удар снаряда о землю, ещё один взрыв пороховой начинки внутри — и визг разлетающихся осколков лопнувшей оболочки. Один снаряд сразу не разорвался, и все, затаив дыхание, ждали несколько секунд, но фитиль, видимо, оказался дефектным.

— Сколько же у них этих чёртовых снарядов? — спросил Харпер через четверть часа.

Никто ему не ответил. Шарп помнил, что у британских шестифунтовиков в зарядном ящике и передке орудия вроде бы помещалось более сотни зарядов, но у французов всё могло быть иначе, и он не стал ничего говорить. Вместо этого он обошёл форт — от башни до людей, укрывшихся в редуте, — с тревогой осмотрел склоны холма, но не нашёл признаков готовящейся атаки.

Он возвратился к башне. Хэгмэн вытащил маленькую деревянную флейту, которую вырезал, пока выздоравливал, и наигрывал отрывки знакомых мелодий и трели, напоминавшие пение птиц. Очередной снаряд разорвался на вершине, осколки градом застучали в стену башни, но хриплые звуки флейты прорезались сквозь стихающий грохот.