|
В общем, действуйте по обстановке». «Перевербовывать меня вроде пока никто не пытается, — подумал Гумилев. — Так что выпендриваться, пожалуй, ни к чему. Буду косить под дурачка». — Не понимаю я, — пожаловался он, — чего вы от меня хотите-то? — Говорит, что не знает, — перевел толстяк в цветной рубахе. — Царицкий, скажите ему, чтобы не вздумал отпираться и лгать. За каждый неправильный ответ он будет получать удар железным ломиком — по ногам и рукам. Усилием воли Гумилев заставил себя никак не отреагировать на эти слова, хотя внутри у него все сжалось от страха. Только когда толстяк закончил переводить, он позволил себе дернуться. Офицер удовлетворенно кивнул. — Скажите ему, что это не все. Если я не получу ответа на интересующие меня вопросы, ему придется познакомиться вот с этим. Тонкий стек офицера похлопал по черному кожуху стоявшей в углу динамо-машины. — Электроды присоединяются к различным чувствительным частям тела, затем на них подается ток. Обычно люди, к которым применяют эту машину, выдерживают не больше пяти минут. Толстый Царицкий перевел все в точности. Потом со змеиной улыбкой добавил: — А электродики-то мы обычно в одно только место и лепим. Пять минут — и готова яичница! Ну, будешь говорить? — Я себе не враг, — прохрипел Гумилев. — Тогда начнем, — бесстрастно сказал офицер. — Дано: мы знаем, что в деревню вас привели люди, связанные с партизанами. Вопрос — вы тоже партизаны? — Нет, — Лев замотал головой. — Я не партизан. Я боец Русской Освободительной армии… — Савелий, — недовольно проговорил офицер. Круглолицый полицай выступил из тьмы и ударил Гумилева ломиком по пальцам. Ударил несильно, даже не замахиваясь — но боль была такая, что у Льва из глаз брызнули слезы. — Поясняю — сказал офицер. — Ты должен отвечать только на заданные вопросы. Я пока не спрашивал, кто ты такой. Отвечай коротко и правдиво, ясно? — Ясно, — выдохнул Лев. — Второй, который был с тобой — он партизан? — Нет! — ему показалось, что Савелий опять занес ломик. — Да нет же! — Спокойно. Как вы оказались среди партизан? — Мы заблудились. В лесу нас схватили какие-то люди. Мы не знали, что это партизаны. Офицер поморщился. — Савелий! На этот раз удар был сильнее. Перед глазами Льва завертелись черные круги. — Я хочу слышать правду. Ложь означает немедленное наказание. Klar? «Сволочь, — подумал Гумилев бессильно. — Проклятая фашистская сволочь!» Еще минуту назад он был готов изложить офицеру свою легенду, признаться в дезертирстве из рядов РОНА и даже выразить желание сотрудничать с немецкой администрацией. Все это было предусмотрено планом Жерома. Но сейчас тактика допроса стала окончательно ясна ему: офицер хотел, чтобы Гумилев выдал местонахождение и связников партизан. И только после этого, вынудив пленника к предательству, собирался перейти к выяснению прочих вопросов. — Вот что, — сказал он, чувствуя, как немеют губы, — иди-ка ты к такой-то матери, фриц вонючий. Ничего я тебе больше не скажу. — Это было предсказуемо, — у немца дернулся уголок рта. — Савелий, подключай динамо-машину. «Ну, вот и все, — подумал Гумилев. Страх куда-то исчез. Он вообще больше ничего не чувствовал, одну только ненависть к этой черной швали. — Жаль, только двоих подстрелить успел». Савелий подтянул к шведской стенке два провода с электродами. Лев рванулся, но руки и ноги были прикручены на совесть. — Не дергайся, голуба, — Царицкий расплылся в широкой улыбке. — Бесполезно. |
