Он снова закурил.

– Я спрашивал её, что она делала начиная с 23.00, и она не смогла ответить, а начала кричать, чтобы я сам делал выводы. Пришлось ей разъяснить, что я буду придерживаться ложного алиби – её присутствия в моем кабинете в решающее время.

Вилли поиграл ножом для разрезания бумаг.

– Это чертовски здорово, Кэллаген, с вашей стороны, но не пройдет. Полиция вытянет из неё всю правду. Допрашивать они умеют, вы же знаете.

– Умеют, черт возьми, – подтвердил Кэллаген. – Но некоторое время полиция не сможет её допросить. Я об этом позаботился. Они даже не знают, где её искать.

Он присел на край стола.

– Теперь вы кое-что мне разъясните, мистер Мероултон. Что за ребята ваши братья?

Вилли нахмурился.

– Изрядно разложившиеся порочные люди. Ни перед чем не остановятся ради денег. Беллами в самом отчаянном положении. Деньги нужны ему просто позарез. Чтобы добыть их, он пойдет на все.

– О… – протянул Кэллаген. – А на что он тратит деньги?

– На женщин, – хмыкнул Вилли.

Кэллаген немного подумал.

– На кого сейчас?

Вилли ткнул ножом для бумаг в блокнот.

– Чрезвычайно красивая и чрезвычайно мерзкая француженка – актриса по имени Голи. А что?

Кэллаген не ответил, размышляя. Потом спросил:

– Что вам известно о шляпах Августа Мероултона?

У Вилли брови полезли на лоб.

– Шляпы? При чем тут шляпы?

– Вы расскажите мне, я объясню.

Мероултон на какое-то время задумался.

– Не думаю, что кто-нибудь когда-то видел его в другой шляпе, кроме экстравагантного головного убора, бывшего у нас предметом шуток. Как правило, дядя носил синевато-серый «хомбург» с лентой в тон. Приобретал он их у Гринов на Дувр Стрит – размера 7, 25, чуть великоватые. И вкладывал под кожаную ленточку внутри промокашку. Считал, что так удобнее.

– Понял, – кивнул Кэллаген. – Продолжайте.

– На прошлой неделе мы как раз подтрунивали над ним по поводу этой шляпы, – продолжал Мероултон. – И он заявил, что купил бы новую, но дешевле, чем продают Грины. Он полагал, что шляпы слишком дороги.

– Прекрасно, – заметил Кэллаген. – Очень хорошо.

Он затушил окурок, долго кашлял, потом спросил:

– Предположим, убийство ещё не совершено и старый чудак ещё жив. Кто, по-вашему, больше всего хотел бы его убить?

Вилли не колебался ни секунды.

– Беллами. Я бы не поручился за Беллами. Он ненавидел старика, проклинал его… даже больше Цинтии!

– Я это никому бы не рассказывал, – усмехнулся Кэллаген. – Но все же, почему Цинтия ненавидела старика?

– Причин хватало. Август был ужасный тип: взбалмошный, циничный, иногда просто дьявол во плоти. Он устроил матери Цинтии сущий ад, погубил её жизнь, куражился над ней, как дьявол. Ни над кем он так не измывался. Беллами ненавидел его до безумия. Он первый, на кого бы я подумал. К несчастью, нет и тени сомнения, что он не виноват. Прошлым вечером около десяти все четверо явились в наш клуб и пытались получить от меня гарантию на заем под часть состояния дядюшки, которая должна будет отойти к ним по завещанию. Заявили, что могут раздобыть денег, если компания «Эстейт Мероултон», которой я руковожу, удостоверит завещание и застрахует заем под их будущее наследство. Нет надобности говорить, что я отказал.