– Да, а теперь передумала. С тяжелыми воспоминаниями надо не бороться, а мириться. Я часто была несправедлива по отношению к Харальду. Отец многое для меня делал. Притом деньги во всем этом играли далеко не главную роль. Он подарил мне дом, спроектированный моей матерью. В нем пришлось пережить горечь утраты единственного по-настоящему близкого мне человека. Но в доме были родные стены! А теперь у меня и на яхте родные переборки! Ты действительно меня любишь не из-за денег? И у нас будет брак не по расчету? Отвечай, негодяй! Позарился на миллиарды Харальда? Или как?…

– Последнее будет вернее, – улыбнулся Карстен. – Я полюбил тебя, как только вылез из вертолета и подошел к лодочному сараю. Какая такая сила меня туда понесла? Конечно, предчувствие любви! Харальд мне тебя такой и описывал. Мол, лучшая девушка на всем побережье, увидишь – сразу влюбишься.

– А что он еще рассказывал обо мне?

– Ничего. Это все, что я от него слышал. А потом мы полдня обсуждали проблемы нефтедобычи. Согласись, смешно, если бы мы говорили о тебе дольше пяти минут!

– Ну, знаешь! Разве я примитивнее нефтяной вышки?

– Ха-ха, ну и сравнение! Достаточно одного взгляда, чтобы понять, какая ты славная. А вышку и за месяц целиком не рассмотришь! Ты горячая, а вышка холодная, глупенькая моя!

12

Карстен вытянул руки, обхватил Присциллу за талию, привлек к своему лицу ее нежный живот, поцеловал пупок и с самым серьезным выражением на лице произнес:

– Ладно, сейчас мы топаем в гавань, наводим порядок на палубе яхты, но потом… Потом ты навсегда выкидываешь из своей прелестной головки всякие глупости и немедленно настраиваешься на серьезный лад, поскольку тебе предстоит родить мне шайку морских разбойников, семерых сыновей. И сгребать снег с палубы будут уже они, а не я!

– А ты – лентяй! – попыталась уличить его Приспилла. – Бедные дети! Еще не родились, а для них уже припасена работенка. Она старалась вырваться из объятий Карстена, чувствуя, что прикосновения сильных рук любимого делаются все настойчивее и нежнее. – Ну ладно, уговорил! Поцелуй меня еще разок, и пойдем в гавань. О, милый Карстен! Карсти, пусти меня…

Вырваться из ласковых рук оказалось абсолютно невозможно, и все повторилось с прежней силой. Любовник был неутомим, зимняя ночь длинна, запас дров огромен. Впрочем, ночь была теплая, да еще и снег укутывал дом с такой заботой и тщанием, что Присцилле стало казаться, что она маленькая девочка, которую опекает любящая семья.

Карстен топил печь из любви к живому огню, его руки пропахли смолой, а пятки, когда он забирался под одеяло, были холодными. Чтобы утолить голод не спускаясь в кухню, любовники сорвали все орехи с рождественской елки, заботливо завернутые в золотую фольгу и развешанные на разлапистых ветвях милой Гертрудой.

Харальд любил жизнь. Ему сейчас наверняка спокойно на том свете оттого, что в его доме говорят о любви и детях, думала Присцилла, когда печаль нет-нет, да и начинала тревожить ее сердце.

Идти по заснеженному парку было совершенно не страшно, волки на острове не водились, и потом, впереди шагал надежный Карстен, прокладывая путь через сугробы. В эти минуты Присцилла всецело могла на него положиться, он был самый милый и родной человек на свете! Когда на пригорках тропинка делалась шире, а снега на ней чуть меньше, они шли в обнимку.

Бедная Салли! Как скоро я от тебя отреклась, как быстро тебя забыла! Зачем только я придумала тебя, зачем?! – горестно размышляла она.

На пирсе под громадными снежными шапками горели фонари, по палубе «Присциллы» расхаживали матросы с дока. Снега на яхте не было. На кормовой надстройке стоял мощный вентилятор, напор его воздушной струи сметал в воду весь снег, не позволяя задерживаться ему на яхте.