- Бел? - осторожно позвал Шир, оказавшись у знакомой двери - высокой, выточенной из черного палисандра и украшенной затейливой резьбой, которую Хозяин когда-то делал собственноручно.

Изнутри послышался тихий вздох.

- Бел?

- Погоди, я сейчас...

Через несколько мгновений дверь бесшумно открылась, и на пороге возникла закутанная в длинную простыню Гончая - еще влажная после купания, с мокрыми, отброшенными на затылок волосами, удивительно хрупкая в этот момент, странно ранимая, уязвимая без своего чудного доспеха. Какая-то маленькая, слабая и очень-очень печальная. Такая, какой она никогда не решалась показываться перед посторонними. Только самые близкие люди видели ее настоящей. Правда, нечасто и весьма недолго, потому что она не любила выглядеть беззащитной. Вот и сейчас попыталась это скрыть, но тоска в ее потускневших глазах была слишком велика, чтобы внимательный взгляд не заметил. А чуть покрасневшие веки и припухшие губы красноречиво говорили сами за себя.

Шир, видевший ее и в гораздо более расстроенных чувствах, беспокойно дернулся.

- Бел, ты чего?

- Ничего, - устало отвернулась Белка, стряхивая непрошеное отчаяние.

- Переживаешь?

- Как всегда. Хочешь зайти?

Охотник осторожно кивнул, и она, отступив от двери, быстро отошла вглубь, в мягкий полумрак, в котором были не так заметны мокрые дорожки на ее щеках и до крови прикушенные губы, которых она совсем не пожалела, когда уходила сегодня в свое Место Мира.

Внутри комнаты царила тишина. Она не была роскошной и не поражала богатым убранства: Белка никогда не любила лишнего. И Таррэн не любил тоже, хотя для наследника Изиара это было, по меньшей мере, необычно. Кичливой роскоши он всегда предпочитал сдержанную красоту простых форм, обилие золота вовсе не уважал, а изысканные предметы интерьера с легкостью поменял на природную чистоту и живые стены из благородного палисандра. И это чувствовалось даже здесь, в самом сердце древнего Лабиринта, сохранившего в глубине своих недр частичку истинного Леса ради того, чтобы добрый Хозяин чувствовал себя здесь, как дома.

Из мебели тут присутствовали лишь два уютных кресла и маленький столик, созданный скорее для красоты, нежели для какой-то работы. Вместо пола шелестел молодыми побегами густой ворс травяного ковра, надежно скрадывающий звуки шагов. Покрытые свежей листвой стены откровенно радовали глаз. Под потолком тускло светились несколько магических светильников, но в комнате все равно было достаточно светло, чтобы чувствительные глаза Шира различали даже мельчайшие детали.

Наскоро оглядевшись и поняв, что за прошедший месяц тут ничего не изменилось, он решительно придвинул к себе ближайшее кресло, а затем осторожно присел на подлокотник. Одновременно с этим не переставая изучать гордо выпрямленную спину Гончей, ее тонкие руки, на которых виднелась сложная вязь эльфийских узоров, маленькие стопы, смутно угадывающийся под простыней силуэт. Но особенно - ее изящные кисти, на одной из которых тускло светился родовой перстень: золотой дракон уже давно не казался живым, его глаза потускнели и подернулись пленкой забвения, острые зубы потемнели, крупный изумруд между ними нехорошо поблек, а яркий блек чешуи перестал радовать своими радужными переливами.

Белка не заметила пристального взгляда: стоя перед большим зеркалом, тихонько массировала виски, пытаясь унять немилосердную головную боль, которая в последние годы стала тревожить ее все чаще.

- Ты расстроилась из-за полукровки? - наконец, нарушил тягостное молчание Охотник.

Она чуть поморщилась.

- При чем тут это?

- Мне показалось, ты не просто так его сюда привела. Разве нет? Он мог бы стать нам ровней.

- Да, мог бы, - призналась Гончая, медленно отнимая руки от уставшего лица. - Стрегон - отличный воин с превосходным чутьем. Его даже Братство не сумело испортить, хотя это - большая редкость.