«Надо что-то делать».
Железная рука выхватила меня из центра круга.
— Ты — нет, — сказал Хавьер. — Не суйся. Тебя исключат. Ты же знаешь.
— Теперь это неважно. Он мне за все заплатит. Это мой шанс, понимаешь? Давай их построим.
Мы пошли по двору, от одного к другому, вполголоса повторяя на ухо: «постройтесь», «быстро в строй».
— Строиться! — клич Райгады потряс душный утренний воздух.
Многие голоса слились в хор:
— Строиться! Строиться!
Инспекторы Гайардо и Ромеро удивленно наблюдали, как ни с того ни с сего, до окончания перемены, суматоха прекратилась, и началось построение. Они стояли напротив, опираясь о стену возле учительской, и взволнованно смотрели на нас. Затем они переглянулись. В дверях появилось несколько учителей, они тоже были изумлены.
Инспектор Гайардо приблизился к нам.
— Послушайте! — выкрикнул он нерешительно. — Еще не…
— Заткнись, — оборвал его кто-то из задних рядов. — Заткнись, Гайардо, пидор!
Гайардо побледнел. Широко шагая, с угрожающим видом, он врезался в строй. За его спиной многие кричали: «Гайардо, пидор!»
— Будем маршировать, — сказал я. — Будем ходить по кругу. Сначала те, что из пятого.
Мы начали маршировать. С силой чеканили шаг, до боли в ногах. На втором круге (мы выстроились в четкий прямоугольник, как раз по размерам двора) Хавьер, Райгада, Леон и я начали:
— Рас-пи-санье, рас-пи-санье, рас-пи-санье…
Хор стал общим.
— Громче! — раздался голос того, кого я ненавидел: голос Лу. — Кричите!
Тут же крик превратился в оглушительный рев:
— Рас-пи-санье, рас-пи-санье, рас-пи-санье…
Учителя осторожно ретировались, закрыв за собой двери учительской. Когда пятиклассники прошли возле угла, где Теобальдо с лотка торговал фруктами, Лу сказал что-то, чего мы не услышали. Судя по его жестам, он нас подбадривал. «Свинья», — подумалось мне.
Крики нарастали. Но ни чеканность марша, ни ритмичность выкриков не помогали скрыть наш страх. Ожидание было тоскливым. Почему он медлит и не выходит? Все еще прикидываясь бесстрашными, мы повторяли наше слово, но некоторые уже начали переглядываться, и время от времени слышались резкие натужные смешки. «Ты не должен ни о чем думать, — говорил я себе. — Не сейчас». Кричать стало тяжело: я охрип, и у меня жгло в горле. Вдруг, почти непроизвольно, я посмотрел на небо: проследил за ястребом, который мягко планировал над школой, под синим сводом, ясным и глубоким, освещенным с одной стороны желтым, словно веснушка, диском. Я быстро опустил голову.
Маленький, с синеватым лицом, Ферруфино появился в конце коридора, ведущего в прогулочный двор. Его коротенькие шажки вперевалку, словно утиные, нарушили тишину, которая внезапно, к моему удивлению, воцарилась. (Дверь учительской открывается, высовывается маленькое смешное лицо: Эстрада хочет пошпионить за нами, видит директора в нескольких шагах, мгновенно убирается, закрывает дверь своей детской ручкой.) Ферруфино стоит напротив нас, пробегает вытаращенными глазами по группам онемевших учеников. Ряды смешались: одни сбежали в туалет, другие в отчаянии окружили прилавок Теобальдо. Хавьер, Райгада, Леон и я стояли неподвижно.
— Не бойтесь, — сказал я, но никто меня не услышал, потому что одновременно со мной директор произнес:
— Дайте звонок, Гайардо.
Снова построились в ряды, на этот раз не спеша. Жара пока еще была терпимой, но мы уже страдали от какой-то сонливости, некоей разновидности скуки.
— Они устали, — пробормотал Хавьер. |