Многочисленные вспышки выстрелов пробегали по стрелковым цепям негров, когда, повинуясь сигналу боевого тамтама, находящегося в строю, они внезапно замирали, затаив дыхание, целились, а затем, после повторного удара тамтамщика, производили выстрел. Эта заворожённая неспешность, презрение к смерти, чёткость действий всей шеренги, поразили солдат противника, и особенно, генерала Китченера.

Англичане ударили из пулемётов и артиллерийских орудий по густым цепям. Негры залегли и, в ответ, уже стали бить их пулемёты. Словно очнувшись, а может, выжидая, открытия огневых точек англичан, загрохотали корабельные орудия.

Бой перешёл в свою самую горячую фазу. Открыла огонь по пулемётам англичан и лёгкая батарея горных орудий, заставив умолкнуть парочку из них. Разлетелся на запчасти, от прямого попадания, пулемёт мамбовцев, убив и искалечив всех, находящихся рядом.

Атака продолжалась. Стрелковые цепи мамбовцев, двигаясь широким полукругом, охватывали лагерь Китченера, укреплённый со всех сторон. Стреляя на ходу, дикари стремились, как можно скорее, преодолеть расстояние до лагеря.

Адский грохот орудий, разрывы снарядов, визжащая на разные голоса шрапнель, сеющая смерть, сопровождали адским аккомпанементом музыку смерти. Канонерки раскачивались от каждого залпа, содрогались от бешеной стрельбы пулемётные стволы, расходуя дармовой запас трофейных патронов.

Их огонь был настолько убийственным, что батареи Китченера были вынуждены перенести на них свой основной огонь. Эта перестрелка продолжалась, вплоть, до последней минуты сражения.

Продолжая наступать, мамбовцы стали нести ощутимые потери. Попав под пулемётный огонь, они передвигались перебежками, залегая в чахлой траве и стреляя из неё по фигурам англичан, видневшимся за зерибой.

Тамтамщик Буба неистово молотил палками по коже, натянутой на боевой тамтам. Он был горд, он вёл в бой своих товарищей, по его сигналу они стреляли и умирали, стреляли и умирали. У него же был только револьвер. Большой и тяжёлый, с длинным стволом, он болтался на поясе бесполезной игрушкой, мешая отбивать ритм стрельбы.

Пули свистели вокруг, пытаясь пронзить его, выплеснуть кровь, разорвать тело и раздробить кости. Но он не боялся. Мамба дал ему эликсир бесстрашия, и он не умрёт, его задача – вести в бой воинов. А если пули и попадут в него, то его душа воспарит над Африкой и будет оттуда смотреть на друзей и братьев, которые сейчас сражались вместе с ним.

Гордость, отвага, злость, ненависть, всё это сплелось в нём в один тугой горячий клубок. Эта сила двигала его руками, мыслями, чувствами. Бой, победа, сражение, борьба, смерть.

И вот, занеся палки для очередного призывного удара, Буба, вдруг, почувствовал толчок в грудь. Это внезапная пуля пробила лёгкое, но он продолжал неистово барабанить в тамтам, пока очередная пуля не задела сердце, и тогда, он беззвучно упал на землю, бережно сжимая в руках тамтам, и умер.

Заметив, как погиб барабанщик, из строя отделился другой воин, и, закинув винтовку за спину, начал отбивать ритм стрельбы дальше, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. Непрерывно стреляя, первые шеренги добежали до укреплённого лагеря и, пристегнув штыки, бросились в атаку, схлестнувшись с английскими солдатами, египтянами и суданцами.

Китченер не успел воспользоваться своим преимуществом и не вывел батальоны в открытое поле, предпочитая воевать за укреплениями. Это было его ошибкой. Огонь канонерских лодок, изначально неточный и редкий, с каждой минутой всё больше приобретал нужную прицельность, а темп стал возрастать.

Вокруг гудела шрапнель и пели фугасы, разрываясь на земле. Скученность людей в лагере мешала им полностью использовать ружейный огонь, надеясь на работу пулемётов и орудий. Но гаубицы уже израсходовали свой потенциал, их и осталось, всего, пять штук, остальные, либо полностью вышли из строя, либо частично, лишившись колёс и перевернувшись от близких разрывов.