Ульмен покачал головой.

– Нет, – отвечал он, – я не мог этого сделать; он явился ко мне как друг; гость священное лицо, это известно моей сестре.

– Что сделано, того не воротить, – сказал Валентин. – Теперь нам надобно найти средство выйти во что бы то ни стало из ужасного положения, в котором мы находимся.

– Мы умрем прежде нежели допустим этого злодея захватить пленных, – решительно сказал граф.

– Конечно! Но прежде чем мы употребим это крайнее средство, мне кажется, мы могли бы придумать другое, – возразил Валентин.

– Я не вижу другого средства, – печально отвечал Трангуаль Ланек, – мы уже не в Арокании, я очень мало знаю места, в которых мы находимся; голая равнина не даст нам никакого убежища; Антинагюэль легко нас уничтожит.

– Может быть, не следовало бы предаваться таким образом отчаянию, недостойному нас, – энергически возразил Валентин, – нас четверо отважных мужчин, и мы не должны отчаиваться; дон Тадео, какое ваше мнение?

С тех пор как Вождь Мрачных Сердец отыскал свою дочь, он был уже не тот; он только жил для нее и ею; ничто из происходившего вокруг него не могло его заинтересовать. В эту минуту, сидя под деревом, он держал на коленях донну Розарио и с кроткой улыбкой убаюкивал ее как ребенка. Однако при вопросе Валентина он вдруг поднял голову.

– Я не хочу, чтобы моя дочь опять попалась к Антинагюэлю, – с сказал он с жаром, прижимая молодую девушку к своей груди, – что бы ни случилось, я хочу ее спасти!

– И мы также этого желаем, только индейские вожди не знают здешней местности, вы чилиец, а потому, может быть, дадите нам какие-нибудь полезные сведения; мы не знаем какое употребить средство для избежания неминуемой погибели, угрожающей нам.

Дон Тадео подумал с минуту, окинул взором горы и отвечал Валентину, который с беспокойством ожидал его ответа:

– Я доставлю вам это средство, если Господь не откажет нам в своем всемогущем покровительстве; мы находимся только в десяти милях от одной из моих ферм.

– Вы это знаете наверно?

– Да, слава Богу!

– В самом деле, – вскричала Красавица с радостью, – ферма Палома должна быть недалеко.

– И вы думаете, что если мы успеем доехать до этой фермы...

– Мы будем спасены, – перебил дон Тадео, – у меня там пятьсот преданных работников, с которыми я не побоюсь нападения целой индейской армии.

– О! – сказала Красавица. – Не будем же терять ни минуты; дон Тадео, напишите слово вашему управляющему; скажите ему, в каком отчаянном положении вы находитесь и прикажите ему поспешить к вам на помощь со всеми людьми, скольких он может собрать.

– Небо внушило вам эту мысль, сеньора! – вскричал дон Тадео с радостью.

– О! – отвечала Красавица с выражением, которое невозможно передать. – Я тоже хочу спасти мою дочь!

Донна Розарио устремила на нее взгляд, влажный от слез, тихо приблизилась к ней и сказала голосом, исполненным нежности:

– Благодарю, матушка!

Дочь простила ее!.. Бедная женщина упала на колени и, сложив руки, возблагодарила небо за такое великое счастье. Между тем дон Тадео написал наскоро несколько слов на бумаге, которую подал ему граф.

– Вот что я пишу, – сказал он.

– Мы не имеем времени читать этой записки; ее надо отправить сейчас же, – с живостью отвечал граф, – я берусь отнести ее; укажите мне только, по какой дороге должен я идти на ферму.

– Я знаю дорогу, – флегматически сказал Курумилла.