Беременна…

Это слово успокоило ее.

НОВОБРАЧНЫЙ ПОГИБАЕТ В УЖАСНОМ ПЛАМЕНИ.

– Ты выглядишь не очень‑то счастливой. А я‑то думал, ты будешь прыгать от радости.

– Я не понимаю. Все эти тесты, все эти штуки… Да мы даже и не пытались целые месяцы. Этот иглоукалыватель хотел, чтобы мы подождали, пока равновесие в моем теле…

Врач помахал авторучкой.

– Знаешь ли, Чарли, медицина – довольно забавная штука. И очень не точная наука. Я не могу сказать, почему ты не почувствовала этого раньше, равно как и не могу сказать, почему ты забеременела сейчас, а не пять или десять лет назад. Существует так много факторов, и психологические столь же важны, как и физические… А порой и более важны. – Он вытащил из стола блокнот и стал писать. – Я собираюсь дать тебе попринимать кое‑какие вещи, железо и всякие диетические добавки. Алкоголь надо исключить совершенно, и ты должна избегать любых лекарств. Ты не принимала ничего последние несколько месяцев?

– Нет.

– У меня было совершенно четкое ощущение относительно того, что означают твои симптомы, но я не говорил, чтобы не возбуждать у тебя надежды, пока не был уверен.

– Так ты знал?

– Не наверняка. Это могло быть и временной ограниченной эпилепсией, но я так не считал. Том будет ужасно доволен. Позвонить ему не хочешь?

Он подтолкнул к ней телефон. Чарли покачала головой.

– Хочешь сказать ему позже? Устроить сюрприз по возвращении домой?

Она промолчала.

– Да не смотри ты так мрачно! Никогда не видел будущую мамашу, выглядящую так угрюмо, когда я сообщал ей приятные новости.

– Это не приятные новости, – сказала она. – Совсем не приятные новости.

Он нахмурился и наклонился вперед.

– Не приятные новости?

Она укусила губу, потом дернула кожу на своем большом пальце.

– Ты хочешь сказать, что все симптомы, которые у меня есть, могут быть объяснены моей беременностью?

– Да.

– Выходит, я определенно не эпилептичка и не что‑нибудь еще?

– Я абсолютно уверен, что твои симптомы вызваны твоей беременностью… Беременность вызывает гормональные изменения, могущие влиять на людей как физически, так и эмоционально.

Она теребила ноготь на другом пальце.

– Да, медицина – очень удобная вещь, – едко сказала она.

– Что ты имеешь в виду, Чарли? – удивился он.

– Ею можно объяснить все, не так ли? Изящно. И все очень кстати.

– Врачи именно это и пытаются сделать.

Она встала, расстегнула свою блузку и показала на маленькую, едва заметную ребристую линию, длиной дюйма три, на левой стороне своего живота. Потом она приспустила вниз свою юбку и указала на похожую линию на внутренней стороне бедра, пониже паха.

– А как ты объяснишь все эти родимые пятна? – спросила она.

Он вышел из‑за стола и внимательно рассмотрел линии.

– Это не родимые пятна, – сказал он. – Это шрамы.

– Шрамы? Это родимые пятна. Моя мать всегда мне это говорила.

– Это было зашито, причем очень и очень давно. Должно быть, после несчастного случая, когда ты была совсем маленькой. Очень аккуратные линии. Тебя могли порезать каким‑нибудь ножом или стеклом.

Чарли подтянула свою юбку и села, застегивая блузку.

– Ты уверен в этом?

Он тоже уселся.

– Да. При старом способе наложения швов оставались такие вот отметки, теперь зашивают значительно лучше.

Чарли помолчала, ощущая на себе его обеспокоенный взгляд.

– Тони, а еще неродившиеся дети способны воспринимать то, что происходит вокруг, когда они находятся в утробе? То есть я хочу спросить… можем ли мы… ну, что‑то вроде… как бы жить жизнями наших матерей так же, как и они, и потом вспоминать что‑нибудь?

– Вспоминать какие‑то вещи, которые делали наши матери, пока мы были в утробе?

– Да.