Однако ответа не последовало, и она поняла, что он не только сменил одежду, но и внутренне стал другим. Посмотрев внимательнее на его твердый, неулыбающийся рот, синие глаза с выражением откровенного разочарования, она невольно попятилась. Теперь он казался ей старше и мужественнее, и она понимала, что это произошло из-за нее.

Узнав всю правду, он, должно быть, был потрясен. Наверное, он испытывал унижение оттого, что подарил свою любовь и был готов предложить имя и титул ей – любовнице преступника, разбойника с большой дороги. Скорее всего, первым человеком, рассказавшим ему об этом, была Ровена. Можно представить, с каким злорадством и какими красками она описала это. Вообразив, что творилось тогда в душе бедного Джеффри, Дизайр почувствовала, как боль сдавила ей сердце.

– Вы… должно быть, получили мое письмо. – Это все, что она могла сейчас сказать.

Джеффри кивнул головой, но остался на прежнем месте. Он смотрел на нее в упор в холодном молчании. Тогда ей пришло в голову, что она тоже сильно изменилась. Возможно, ее внешний вид производил на него отталкивающее впечатление. Она стояла перед ним с голыми грязными ногами и растрепанной головой, дырами и пятнами на своем зеленом шелковом платье. Теперь у нее мало общего с той модной элегантной девушкой, в которую он совсем недавно был влюблен.

– Непривычно видеть вас в этой форменной одежде, – сказала она, пытаясь хоть немного ослабить тягостное напряжение, испытываемое обоими. – В ней вы выглядите… очень необычно.

– Я поступил на службу в кавалерию его величества.

Он сказал это легким и беспристрастным тоном. Потом бросил беглый взгляд в сторону Бесс, которая приоткрыла рот от изумления и откровенно рассматривала его своими ореховыми глазами. Наконец, придя в себя, Бесс перевела глаза на Дизайр и многозначительно улыбнулась, чтобы, таким образом, приободрить ее. Затем схватила Уинни за руку, поставила ее на ноги и повела к выходу из камеры. Когда Бесс вместе с безропотно последовавшей за ней девушкой оказалась в мрачном коридоре, она задержалась у двери, и, напрягая слух, стала ловить каждое слово, доносившееся из камеры.

Джеффри осмотрелся и брезгливо повел носом.

– Омерзительная дыра, – сказал он. – Чудовищное зловоние. Наверное, через месяц или два воздух здесь станет еще хуже.

Он явно старался придерживаться нейтральной темы и избегал непосредственного обращения к Дизайр. Даже в отсутствие других девушек он не мог заставить себя говорить непринужденно и открыто выразить свои чувства. В связывавшем их невидимом мостике недоставало одного звена.

– Даже если бы вы не откликнулись на мое письмо, я не таила бы на вас обиды, – сказала Дизайр, решившись взглянуть ему прямо в глаза.

– Я не хотел приходить. Одному Богу известно, как мне было тяжело заставить себя снова увидеться с вами. Даже после того, как ваш друг, квакер, сумел разыскать меня, я не решался. Этому квакеру, должно быть, пришлось потратить немало сил, чтобы добраться до меня – ведь я не живу больше вместе с Ровеной и матерью. Но такие, как он, обладают поразительным упорством. Он явился прямо в штаб-квартиру нашего полка. Часовой пытался вышвырнуть его за ворота. Над ним издевались и угрожали расправой, но он не отступил. В конечном счете, охрана сдалась, и он выполнил свой долг.

– Значит, вы живете в… казарме?

– В одной комнате со мной проживают еще несколько холостяков-офицеров из моего же полка, – пояснил Джеффри.

– Раньше вы никогда не говорили о своем желании стать военным. Почему вы решили избрать для себя такую карьеру?

Он порывисто приблизился к ней, видимо, не в силах больше следовать выбранным им заранее дистанции и поведению.

– Мне нужно было уехать подальше от дома и всего, что могло напоминать мне о вас.