Не похожа она на горюющую вдову. Не теряя времени, нашла любовника, подумал Джеймс.

Физиономия женщины исказилась в злобной улыбке. Она ткнула в сторону Пампкина толстым пальцем и громко выкрикнула:

— Вор! Хам!

Затем она с откровенным презрением уставилась на Джеймса, его черную мантию барристера и парик.

Джеймс в ответ весело улыбнулся.

Затем выступил прокурор Абрамс, заявив, что в завещании нет никакой необходимости — мол, и так все очевидно, вслед за ним — Джеймс, указав, что только у вдовы есть мотив желать, чтобы завещание так и не было бы найдено. В конце трое свидетелей подтвердили честность и порядочность Пампкина.

В середине заключительной речи прокурора на лице судьи проступила тень раздражения.

— Пожалуй, на сегодня хватит. Поскольку наступило время ленча и все свидетели выступили, я прошу членов жюри присяжных обдумать свой вердикт.

Это был уже пятый вердикт за утро, и до конца дня предстояло рассмотреть еще полдюжины дел. Присяжные собрались в углу и стали переговариваться, оживленно жестикулируя. Они говорили шепотом, но почти все было слышно. То и дело кто-то из них выкрикивал: «Виновен!», «Ублюдок!», «Сурово наказать!».

Спустя три минуты старшина присяжных, похожий на средневекового алхимика мужчина с живыми карими глазами за толстыми стеклами очков, одетый в помятый костюм и заляпанную спереди рубашку, встал и торжественно объявил:

— Мы считаем Пампкина О’Дула невиновным в краже со взломом.

Подсудимый завопил от радости; на его круглом лице расцвела улыбка — от уха до уха, — и он с энтузиазмом пожал Джеймсу руку. Зрители криками выразили свою поддержку вердикту и сочувствие Пампкину.

Вдова встала и поспешно вышла из зала. Ее проводили улюлюканьем. Любовнику пришлось догонять ее вприпрыжку.

Секретарь суда отдал часы — предмет разбирательства — Джеймсу, который, в свою очередь, протянул их своему клиенту.

— Жюри поверило, что отец сам хотел отдать их тебе, — сказал защитник. — Но теперь постарайся держаться подальше от неприятностей, Пампкин. И не вздумай завтра же отправиться продавать эти часы.

Пампкин моргнул.

— Часы — это самое меньшее, что старик мог для меня сделать, вы же понимаете?

«О да, понимаю. Но я-то не получу от отца даже чертовых часов», — мысленно усмехнулся Джеймс.

Молоток судьи Батуэлла стукнул, и подсудимого вывели из зала. Джеймс кивнул Абрамсу, чье раздражение из-за проигрыша было очевидно. Губы прокурора сжались, а во взгляде не было ни капли дружелюбия. Абрамс отвернулся и стал готовиться к новому делу. В Олд-Бейли не теряли ни минуты.

Джеймс собрал бумаги и направился к выходу из зала, чувствуя, что взгляды зрителей на галерее прикованы к нему. Нечасто защитником в суде по криминальному делу выступал барристер, и еще реже ему удавалось выиграть дело у обвинения.

Он уже подошел к двери, когда откуда-то сзади раздался голос:

— Одну минуту, мистер Девлин.

Джеймс обернулся и посмотрел на пожилую женщину, сидевшую в последнем ряду. Одетая в серое платье, украшенное крупной брошью из оникса, напоминавшей паука, она сидела на деревянной скамье очень прямо, сложив руки на коленях.

Этого не может быть, подумал он.

Но тут до него донесся аромат ее духов — этот резкий сладкий цветочный запах невозможно было спутать ни с каким другим.

Вдовствующая герцогиня Блэквуд.

— Что вы здесь делаете? — поинтересовался Джеймс.

— Вот, значит, как ты приветствуешь собственную бабушку?

Он сухо и цинично усмехнулся:

— Я не видел вас много лет, так что… да.