Алекс понимающе улыбнулся ей, прекрасно зная, как действует на нее, и испытывая от этого удовольствие.

— Пошли, — сказал он. — Я провожу тебя в твою комнату. Условия, признаю, несколько примитивные, что завтра мы отправимся в Уайтхолл, и там ты будешь жить во дворце.

Джинни, просияв, захлопала в ладоши.

— Правда?

— Правда, — засмеялся он. — Я всегда держу слово, даже данное непримиримым мятежникам. Он провел ее в крошечную комнату, скорее кладовую.

— В этом здании больше нет женщин, — сказал Алекс, — но тебя никто не побеспокоит.

— Как ты можешь быть настолько уверенным? — спросила Джинни, удивленная столь резкой переменой отношения. В Гилфорде «в интересах ее безопасности» он запер ее на ночь и унес ключ.

— Потому что, цыпленок, первое право за мной, и все знают это.

— А, — сказала она, покусывая нижнюю губу. — Значит, мы больше не таимся? — Это объясняло его откровенность в присутствии полковников.

— Если ты не против, — сказал он, беря ее руку и поднося к губам. — После завтрашнего дня у меня не будет оснований держать тебя пленницей. Я должен буду или передать тебя Кромвелю с рекомендациями поместить в хорошую семью сторонников парламента, пока не закончится война, или же ты добровольно остаешься со мной. Ты последуешь за военным? — Зеленовато-карие глаза превратились в черные, так велико было его напряжение, когда он задал этот важный для него вопрос. Ничего другого он не мог предложить. Возможно, в будущем они смогут поговорить о браке, но не сейчас, когда нет уверенности ни в чем, даже в жизни.

— Как вон те? — спросила Джинни, указывая головой на окно.

— Нет! — воскликнул Алекс, отпустив руку и обхватив ее за плечи. — Я предлагаю другое, и ты знаешь это! Любовницей — да, шлюхой — никогда! — Он сильно встряхнул ее, как бы подкрепляя свое горячее заявление, и Джинни, которая просто хотела пошутить, поняла, что делать этого ей не следовало.

— Это была только шутка, — запротестовала она. — Конечно, я так не думаю.

— Иногда мне кажется, что я никогда не пойму тебя, — проворчал Алекс. — Для тебя, похоже, нет ничего святого. Ты не уважаешь чин, ты не можешь подчиниться приказам и относишься к церемониям без малейшего почтения или…

— Значит, из меня получится очень плохой солдат, ведь так? — с усмешкой прервала Джинни этот прискорбный перечень. — Ты уверен, что это хорошая идея?

— Нет, — сказал он, встряхивая ее. — Я уверен, что это величайшая ошибка в моей жизни, ведь мы всегда будем спорить, потому что ты никогда не будешь там, где должна быть, вечно будешь насмехаться надо мной на людях и отказываться делать так, как я сказал. — Его рука приподняла ее подбородок. — Но, клянусь Богом, я люблю тебя, Вирджиния Кортни. — Его рот ожесточенно обрушился на ее губы, ее язык рванулся навстречу агрессивному натиску его языка. Это был ее пылкий ответ на его признание. Невозможно было отрицать то, что между ними существовало. Все будет развиваться своим чередом, а они — плыть по течению. Алекс медленно и неохотно оторвался от нее.

— Милая, мне придется сейчас уйти. Нужно обсудить кое-что с офицерами. Но ты будешь ужинать с нами, через час.

— Только если ты пообещаешь не относиться ко мне как к провинившейся пленнице, — сказала Джинни. — Я не потерплю, чтобы ты в присущей тебе возмутительной манере отослал меня спать. Особенно теперь, когда я поеду с тобой добровольно.

Алекс коснулся кончика ее носа длинным пальцем.

— Вы будете хозяйкой за столом, госпожа Кортни, как у себя дома. — У двери он повернулся к ней. — Но я не хочу, чтобы ты бодрствовала допоздна.