Джинни почувствовала, как напряглись ее соски, запылали, прижавшись к полотну лифа, ощутила удивительную слабость. В панике забормотав что-то невразумительное, она стала отбиваться от рук, отпустивших ее плечи и обхвативших ее бедра, прижав их к горячей, пульсирующей плоти. Это ощущение было хорошо знакомо ей. Сколько ночей за годы своего замужества она чувствовала готовность Гилла, его руки, нетерпеливо раздвигающие ее бедра так, что ее еще не готовое тело открывалось навстречу вторжению! Но сейчас все было совсем иначе. Она почувствовала влагу, когда тело, помимо ее воли, с готовностью откликнулось, заглушая все доводы разума.

— Нет! — Она снова повернулась к усыпанному мукой столу, руки ее дрожали. — Вы хотите мое тело, как и мое наследство, и мою свободу, полковник? Поразительное понятие чести; позволяющее домогаться беззащитной вдовы — вдобавок еще и пленницы.

Алекс побелел.

— Никаких домогательств, госпожа, не было. Ни одна женщина не отвечала на мои поцелуи так охотно. Вдовство явно оставило некоторые ваши желания неудовлетворенными.

Этот обмен колкостями был лишь слепой реакцией на взрыв чувств, чего они оба и не ожидали, и не могли объяснить.

— Как вы смеете? — Джинни резко обернулась. От возмущения она забыла о страхе.

Медленно Алекс положил руку ей на грудь, туда, где набухший сосок все еще выделялся на фоне лифа платья. Бровь насмешливо приподнялась, улыбка коснулась его полных губ, когда она застыла под этим гипнотизирующим касанием. Потом, шутливо поклонившись, он убрал руку и вышел из кухни.

Потрясенная, Джинни застыла на месте. Пульс бешено колотился, ее бросало то в жар, то в холод. И кого она собиралась обмануть этой своей эскападой? А кого она собиралась обмануть своими прежними мыслями о мирном и уютном браке без страсти? Ей девятнадцать лет, а она никогда не понимала до конца слово «страсть». Бормоча что-то неразборчивое, вспыхивая и едва не рыдая, Джинни выскочила из дома, стремительно пересекла двор, не обращая внимания на любопытные взгляды мужчин, и побежала к вершине скалы. Узкая скользкая песчаная тропинка вела вниз к берегу. Эта тропинка скорее годилась для горного козла, нежели человека, но Джинни взбиралась по ней с детства, едва научившись ходить. С Эдмундом они съезжали здесь вниз на спине. Волосы дыбом вставали от одного вида переплетенных в клубок рук и ног, а про разорванную одежду и говорить было нечего. Даже неизбежность наказания за такие отчаянные проделки не могла их остановить.

Но те дни давно миновали, и сейчас Джинни спускалась вниз с некоторым достоинством, упираясь ногами в песок, чтобы не поскользнуться. Небольшой пляж был пустынен. На чернеющем небе вечерняя звезда посылала свой свет темной стороне Земли, в надежде придать ей уверенность. Морская волна мягко вкатывалась в пещеру, накрывая песок с тихим, шуршащим вздохом.

Джинни подумала о своей лодке, спрятанной в пещере под скалой. Как легко было бы подтащить ее к берегу, поднять парус и уплыть отсюда, подальше от потрясений дня. Но лодка была единственным средством спасения для Эдмунда и Питера… да и для нее самой. У нее нет выбора. Придется терпеть.

Терпеть что? Джинни сидела на камне и смотрела на море, предоставляя невозмутимому ритму волн передаться ей и восстановить ее спокойствие. Она должна ради своих друзей вынести плен, условия которого, по правде говоря, далеки от жестких. Нет, дело не в этом. Она никогда не убегала от реальности и сейчас готова была прямо смотреть ей в лицо.

Брак с Гиллом Кортни был сущим кошмаром, пожизненным приговором к испытанию, которое становилось невыносимым из-за завистливого неприятия его матери и сестер, — они считали молодую жену единственного наследника недостойной его.