Так трудно увидеть истину о себе. Еще трудней встретиться с ней лицом к лицу. - Ты не чудовище, Эбби. Я бы сказал, запутавшаяся. Но не чудовище. Поверь мне. Я достаточно их видел. - Да, верно. Дотронувшись до щеки, он повернул ее лицо к себе, чтобы Эбби увидела его искренность. - Посмотри на меня, Эбби. Я знаю, что такое просыпаться злым на весь мир. Сердиться на Бога и человечество за то, что они сделали с тобой и желать, чтоб все заплатили за содеянное. Чувствовать, когда весь мир не видит в тебе больше никого, кроме мальчика для битья. Как и твоя, моя мама умерла, когда я был ребенком. Она единственное, что было хорошего в моей жизни. Единственная, кто заставлял почувствовать себя человеком. Мой отец ненавидел меня и никогда ни от кого не скрывал этого факта. Свой собственный гнев на этот мир он вымещал на мне, он оставил множество шрамов на моем теле и душе. По сей день я слышу в голове его полный ненависти голос, как он пытается отравить мой разум. Пытается отравить меня. Я убежал из дома после того, как он чуть не убил меня. Мне было тринадцать. Я пытался найти какую-нибудь приличную работу или приют. И обнаружил, что люди пытаются задеть другого, даже если это всего лишь ребенок. Получая от этого нездоровое наслаждение. Так они чувствуют себя сильными и влиятельными, а жестокость разрушает сердце и душу их несчастной жертвы. Он сглотнул, вспомнив несколько бездушных уроков и лица своих обидчиков. Но сейчас речь шла не о нем, а о ней. - Я узнал, что человеческая порядочность - редкость. И не смог найти никого, кто бы ни хотел меня обидеть и причинить боль даже похлещи моего папаши. И это ожесточило меня еще сильнее. К шестнадцати годам яд отравил меня изнутри. Я оправдывал свои поступки тем, как люди поступали со мной. Они заслуживали того, что я с ними делал. - Ты стал убийцей. Он кивнул. - До того дня, когда я убил мальчика, думая что это мужчина. Он хотел отомстить за отца, и тогда впервые в жизни я увидел, на что способна любовь и самопожертвование. Хочешь, верь или нет, до этого я чувствовал такое лишь от матери. Как бы глупо это ни звучало, я считал, что только она была способна на такое и никто более. После этого же случая я понял разницу между любовью и верностью. Прежде всего я увидел, кем я стал. Во что ненависть меня превратила. – Его темные глаза были полны муки. – Не говори мне о чудовищах. Я был худшим из них. Несколько дней назад Эбигейл бы полностью с этим согласилась. Черт, даже несколько часов назад. Но теперь… - Ты мне говорил, что никогда не убивал женщин и детей. - Это случилось лишь однажды, но я так никогда не оправился от содеянного. Одна глупая ошибка преследует меня с тех пор. Барт сказал, что я идиот, если позволяю себе беспокоиться об этом. Он бы лучше предал призрака, чем лег в могилу. Но призрак парня не отступал. Нет. Он преследовал меня из города в город, и чтобы я ни делал, я не мог от него избавиться. До того дня, когда мне улыбнулась красивая женщина. Она не видела моего внутреннего уродства. Впервые в жизни она увидела во мне человека, которым я хотел быть, и она помогла мне найти себя. Благодаря Матильде я узнал, что большинство людей эгоистичные засранцы, но не все. Есть редкие существа, которые помогают другим и не оскорбляют. Люди, которые на самом деле ничего от тебя не хотят. – Он погладил Эбби по щеке большим пальцем. – Ашерон всегда говорит, что наши шрамы напоминают нам о прошлом, о том, кем мы были и что преодолели. Но эта боль не должна побуждать или решать наше будущее. Если мы позволим себе быть выше этого. Нелегко так жить, но что в жизни есть легкого. Сказанное не давало Эбигейл покоя. Сандаун был прав: она не позволила прошлому уйти и отравила любую возможность счастья, которую могла бы обрести. Она носила свои шрамы подобно знамени, а семья использовала их против нее. Не во имя ее интересов. А ради своих. Теплота человеческих рук так прекрасна, особенно когда это руки Джесса гладят ее. - Я не вижу монстра в тебе, Эбби. Монстры не заботятся о других людях, им плевать, кому причинять боль. |