Надо освободиться.

Надо выблевать первый вдох, избавиться от него, иначе ему не подняться, не встать.

С тех пор как Фрай попал сюда четыре года назад, он не проспал напролет ни одной ночи и уже перестал надеяться, что когда‑нибудь такое случится. Но эта ночь и этот день вымотали его больше, чем все прежние.

Для Марвина Вильямса они были предпоследними.

В полдень этого старика поведут по длинному коридору в Дом смерти и оставят там в одной из двух камер.

На последние двадцать четыре часа.

Марв – его сосед и приятель. Марв просидел в Death Row дольше всех. Марв – умный и гордый, так не похожий на всех остальных тутошних придурков.

Клизма стесолида, потом у Марва потекут слюни, когда его поволокут, а потом он совсем успокоится под наркозом и медленно, в полусне, побредет между двух конвоиров в форме и позабудет, едва за ним закроется дверь восточного блока, как там когда‑то воняло.

– Джон.

– Да?

– Не спишь?

Марв тоже глаз не сомкнул. Джон слышал, как он ворочался, как вышагивал круг за кругом в тесной камере, как напевал что‑то, напоминающее детские песенки.

– Нет. Не сплю.

– Я боялся закрыть глаза. Понимаешь, Джон?

– Марв…

– Боялся заснуть. Боялся спать.

– Марв…

– Можешь ничего не говорить.

Сливочно‑белая решетка, шестнадцать железных прутьев от одной стены до другой. Джон встал и наклонился вперед, он часто так делал – большим и указательным пальцами он обхватил один прут и крепко его стиснул. Каждый раз повторялось одно и то же: одна рука, два пальца, он стискивал то, что стискивало его самого.

Снова раздался голос Марва – низкий спокойный баритон:

– Да и все равно теперь.

Джон молча ждал. Они частенько беседовали друг с другом, в самое первое утро дружелюбный голос Марва заставил Фрая подняться на ноги и стоять не падая. С тех пор они вели эту непрекращающуюся беседу, говоря в воздух – обращаясь друг к другу сквозь решетку, которая смотрит на глухую стену. И так несколько лет, не видя друг друга. На этот раз голос сел. Джон откашлялся. Что сказать человеку, которому осталось жить одну‑единственную ночь и один‑единственный день, а потом – смерть?

Марв тяжело дышал.

– Ты ведь понимаешь, Джон? Я не могу больше ждать.

В каждом дне был только час.

И это все.

Снаружи сутки куда длиннее. Но здесь им отпущен лишь час на то, чтобы подышать воздухом во дворе для прогулок, обнесенном забором с колючей проволокой, с вооруженными охранниками на вышках.

А остальные двадцать три часа – лишь 5,2 квадратных метра пола цвета мочи.

Иногда они читали. Прежде Джон никогда не читал. По собственной воле. Через несколько месяцев знакомства Марв заставил его прочитать «Приключения Гекльберри Финна». Детская книжонка. Но Джон прочел ее. И еще одну. Теперь он читал каждый день. Чтобы не думать.

– Какие планы на сегодня, Джон?

– Хочу поговорить с тобой.

– Тебе надо читать. Ты ведь знаешь.

– Не сегодня. Завтра. Завтра еще начитаюсь.

Black Marv. Черный Марв. Единственный негр в поселке.

Так он обычно представлялся. Именно так он и назвался в то самое первое утро, когда Джону отказали ноги. Этот голос, донесшийся из‑за стены, из соседней камеры, Джон по привычке послал ко всем чертям собачьим. Единственный негр в поселке. Джон смог собственными глазами в этом убедиться, когда четыре охранника провели его по коридору, открыли, а потом закрыли дверь – в самый первый раз. Других белых в восточном блоке не было. Джон был один.