Даньелиз вынужденно улыбнулся.

— Можешь ты осуждать меня?

— Не осуждать. Но посоветовать. Твое поведение не приносит пользы. Оно только изматывает тебя. Ты неделями ведешь битву, которая еще не началась.

Даньелиз вспомнил проповедника, посетившего его дом в Сан-Франциско — по приглашению, в надежде несколько успокоить Лауру. Тот выразился более по-домашнему: «Не надо спешить и браться за несколько дел сразу». Воспоминание причинило боль, и он грубо сказал:

— Я мог бы успокоиться, если бы ты использовал свою силу и сказал, что нас ожидает.

— Я не адепт, сын мой. Боюсь, я слишком связан с материальным миром. Должен же кто-то выполнять практическую работу для Ордена. Когда-нибудь, когда я уйду в отставку, я постараюсь преодолеть этот барьер внутри меня. Но вообще надо начать рано и посвятить этому всю жизнь, чтобы развить необходимые для такого дела способности. — Вудуорт уставился на пики гор и, казалось, целиком погрузился в их созерцание, слившись с ними в их одиночестве.

Даньелиз не решался нарушить эти размышления. Он думал, какую практическую цель философ преследует, — участвуя в этом походе. Представить отчет, более полный, чем способен сделать не имеющий специальной тренировки и не владеющий своими эмоциями? Да, может быть. Возможно, эсперы все же решили принять участие в этой войне. Как ни неохотно, Центр разрешал использовать время от времени пси-устройства, если Ордену угрожала серьезная опасность; а судья Фаллон был им лучшим другом, нежели Бродский или прежний сенат и палата народных представителей.

Лошадь стукнула копытом и захрапела. Вудуорт посмотрел на всадника.

— Все же, — сказал он, — если ты спрашиваешь меня, я отвечу, что не думаю, чтобы ты много нашел здесь. Я сам когда-то был разведчиком — до того, как узнал Стезю. Эта местность ощущается как пустая.

— Если бы можно было знать точно! — вспылил Даньелиз. — У них была целая зима, когда они могли творить в горах что угодно, пока мы были отрезаны от них снежными заносами. Каких разведчиков мы могли посылать более двух недель назад? Что мы можем знать о планах противника?

Вудуорт не ответил.

Даньелиза понесло — он не мог остановиться, ему необходимо было заглушить мысли о прощании с Лаурой перед вторым походом против ее отца, через шесть месяцев после возвращения из первого похода; речь его была почти бессвязной:

— Если бы у нас были ресурсы! А что у нас есть? Несколько никуда не годных коротеньких железнодорожных линий и несколько моторных вагонов, горстка воздушных сил; большинство припасов мы доставляем на мулах — о какой мобильности может идти речь? И что больше всего сводит меня с ума… мы знаем, как восстановить то, что имелось в старые дни. У нас есть книги, есть информация. Больше, может быть, чем было у предков. Я наблюдал специалиста-электрика в форте Накамура, работающего с транзистором, имеющим достаточную частоту полос, чтобы передавать телевизионное изображение. И это устройство размером не больше моего кулака! Я видел научные журналы со снимками исследовательских лабораторий, с работами по биологии, химии, астрономии, математике. И все бесполезно!

— Не так, — мягко возразил Вудуорт. — Подобно моему Ордену, общество ученых становится наднациональным. Печатные машины, радиофоны, телепередатчики…

— Я говорю, бесполезно. Бесполезно, потому что мы не можем помешать людям убивать друг друга: нет достаточно сильной власти, чтобы заставить их вести себя как надо. Бесполезно, потому что мы не можем снять руки фермера с плуга и положить их на руль трактора. Мы знаем, но не можем применить наши знания.