Дожди, заливающие зимой Калифорнийскую долину, уже кончались. Буйная зелень окаймляла шоссе, по которому Макензи ехал верхом на север. Эвкалипты и дубы покрылись новой листвой. А дальше за ними расстилались в шахматном порядке поля и виноградники. Цвета всех оттенков пестрели вплоть до далеких холмов справа и до более близких, высоких слева. Шоссе между этими холмами шло словно между двух стен. Разбросанные по местности дома землевладельцев отсюда уже не были видны. Этот конец Напа-Валли принадлежал общине эсперов и назывался поселком Святой Елены. Облака, как белые горы, громоздились на западной стороне кряжа. Бриз доносил до Макензи запах растений и развороченной земли.

Позади полковника громыхали «непоседы». Полк был на марше; три тысячи сапог одновременно ударяли по шоссе, сотрясая землю; гремели орудия и фургоны. Непосредственной угрозы нападения не было. Но кавалерия на всякий случай тоже держалась рядом, готовая в любой момент прийти на помощь. Солнце отражалось в шлемах и пиках всадников.

Внимание Макензи было обращено вперед. Желтые стены и красные черепичные крыши виднелись между стоявших в розовом и белом цвету сливовых деревьев. Это была крупная община, насчитывавшая несколько тысяч человек. Полковник почувствовал, как напряглись мышцы его живота.

— Думаешь, мы можем доверять им? — уже не первый раз спросил он. — Мы получили по радио только согласие на переговоры.

Шпейер, ехавший рядом с ним, кивнул.

— Полагаю, они будут честны. В особенности при наличии здесь наших ребят. Эсперы вообще против насилия.

— Да, но если дойдет до боя… я знаю, они не весьма сильны в этом деле. Орден не занимался этим давным-давно. Но когда много эсперов собираются вместе, там обязательно оказывается несколько обладающих этими проклятыми псиониками. Я не хочу, чтобы мои люди взорвались, или были подняты на воздух и сброшены оттуда, или чтобы с ними стряслась еще какая-нибудь мерзость.

Шпейер искоса глянул на него.

— Ты боишься их, Джимбо? — пробормотал он.

— Черт, нет! — Макензи не был уверен, что сказал правду. — Но они мне не нравятся.

— Они делают много добра. Особенно для бедных.

— Конечно, конечно. Хотя каждый порядочный боссмен заботится о своих людях, и у нас тоже есть такие вещи, как церкви и приюты. Я не считаю, что милосердие — а они могут себе это позволить при их фондах — я не считаю, что оно дает им право воспитывать сирот и детей бедняков так, как они это делают: бедняги совершенно не приспособлены к жизни за пределами общины.

— Цель этого, как ты хорошо знаешь, ориентировать их против так называемых внутренних границ. В чем американская цивилизация в целом не особенно заинтересована. Честно говоря, совершенно независимо от поразительных способностей, развившихся у некоторых эсперов, я часто завидую им.

— Ты, Фил? — Макензи вытаращил на друга глаза.

Морщины на лице Шпейера стали глубже.

— Этой зимой мне довелось убить немало моих соотечественников, — сказал он тихо. — Моя мать, и жена, и дети остались вместе с другими в форте Маунт-Лассен, и, прощаясь, мы знали, что, вполне возможно, расстаемся навсегда… И в прошлом я тоже убил много людей, никогда не причинивших мне лично никакого зла. — Он вздохнул. — Я часто думал, каково это чувствовать мир и внутри, и снаружи.

Макензи постарался выкинуть из головы Лауру и Тома.

— Конечно, — продолжал Шпейер, — основная причина твоего — да и моего тоже — недоверия к эсперам в том, что они представляют нечто чуждое нам. Иногда это прямо-таки переворачивает все понятия, с которыми мы выросли. Знаешь, недели две назад в Сакраменто я заглянул в исследовательскую лабораторию университета поглядеть, как там дела.