Начиналось время летних каникул. Словно только вчера они попрощались с Винни — а жена уже готовилась к ее возвращению. Она заговорила с мужем о летнем отдыхе.

— Отдых? — рассеянно повторил мистер Мабл.

— Да, дорогой. Мы поедем куда-нибудь этим летом?

— Не знаю, — ответил Мабл.

— Мы ведь и прошлым летом нигде не были, — жалобно напомнила миссис Мабл. — А перед тем всего несколько дней провели в Уэрдинге. Средства же у нас есть, верно?

— Да. Пожалуй… Надо посмотреть, что нынче предлагают туристические бюро.

— О, дорогой!.. — воскликнула миссис Мабл. Она так ждала отпуска в этом году, так мечтала куда-нибудь поехать, освободиться ненадолго от домашней работы, надеть наконец те дивные платья, которые она, в сущности, еще не носила!..

— Во всяком случае, тебе надо было бы поехать куда-нибудь отдохнуть, — сказал мистер Мабл, вспомнив о своем твердом желании не оставлять дом без присмотра. — Я выберу какой-нибудь уютный отель для тебя и для Джона с Винни. Возможно, я тоже туда ненадолго приеду, если удастся отпроситься с работы.

Энни не верила своим ушам! Отель!.. Неужели отель?.. Ей не придется стирать, мыть посуду, готовить еду, накрывать на стол?.. Это же настоящий рай!.. Лишь на секунду у нее тревожно забилось сердце, когда она подумала, что за великодушным предложением мужа могут крыться какие-то тайные мотивы… Но подозрения ее были слишком смутны, чтобы придавать им значение. Откуда она могла знать, что у мистера Мабла есть даже две причины остаться одному в доме: Энни была слишком простодушна, чтобы догадываться о них. Словом, она с благодарностью согласилась.

— Но ты уверен, дорогой, что тебе так будет лучше? — на всякий случай спросила она.

— Разумеется, уверен. — И вопрос был исчерпан.

Вскоре приехала Винни. Она как-то странно и загадочно изменилась: ее красота созрела и расцвела. Она даже говорила не так, как прежде. Не то чтобы у нее раньше был такой уж заметный простонародный выговор — в классе ее даже считали чрезмерно «изысканной», — но из ее речи исчез слабый носовой призвук и интонации ее голоса стали более энергичными, немного гортанными, и держалась она теперь гораздо уверенней, сдержанней, чем в те дни, когда уезжала. Мистер Мабл, глядя на нее, радовался — насколько он вообще способен был сейчас радоваться, — а мать вздыхала и держалась за сердце: дочка выросла, стала самостоятельной.

Но как ни суетились родители вокруг Винни, ни один из них не заметил, что она, войдя в сверкающую столовую с мозаичным столом посредине, чуть-чуть скривила губы и подняла брови. Винни уже накопила некоторый опыт относительно того, как выглядят по-настоящему красивые комнаты, и вопиющий контраст между выцветшими обоями и изысканными формами ампирной мебели невыносимо резал ей глаза.

Позже она намекнула на это матери, но слова ее не попали на благодатную почву. Миссис Мабл тут же уткнулась в шитье, что было верным признаком растерянности.

— У отца есть кое-какие странности, — сказала она, краснея и запинаясь. — Я бы на твоем месте не говорила ему об этом. Он слышать не хочет, чтобы в доме появились чужие люди, а обои иначе не поменяешь. А вообще, — она даже подняла голову, так как гордилась позолоченной мебелью не меньше, чем муж, — а вообще, по-моему, комната выглядит чудесно. Держу пари, ни у кого в Далвиче нет такой красивой мебели. Даже, думаю, во всем Лондоне таких комнат немного. И не забудь еще, что все комнаты в доме обставлены одинаково. Мадам Коллинз говорит, что здесь как в Лувре, а уж она знает, она там бывала.

Последний аргумент был самым весомым, потому что мадам Коллинз успела стать большим другом семьи Маблов.