Меня беспокоило, что никак не удавалось обнаружить за собой слежку. Порфирий не мог упустить такой детали: не говоря уже о том, что доверять мне без всякого контроля было бы непрофессионально, мало ли в какую передрягу я мог попасть, а он просто обязан обладать полной информацией о моих действиях. Отсюда с неумолимой логикой следовало заключение: значит, кто-то из моего постоянного окружения. Полина отпадала, поскольку ничего не знала о моих делах, с Философом я сейчас крайне редко общался, Джеф был обречен на неподвижность в фотозасаде на Боровой, а Фима — интернирован в своей малогабаритной квартире, и к тому же всегда пьян. Оставался Вася.

Я не стал от него дистанцироваться, а наоборот, таскал его за собой, куда надо и куда не надо, в качестве личного шофера и телохранителя и отпускал только по его просьбам, с видимой неохотой. Постепенно я добился того, что он пользовался любой возможностью, чтобы улизнуть от меня, а я мог, предоставив ему такую возможность, в любую минуту отделаться от него.

Простой и честный Вася оказался прекрасным актером. Он так аккуратно вел свою роль, что в какой-то момент я даже засомневался в моих выводах. Пришлось устроить ему пару немудрящих проверок, дабы убедиться, что он завербован Порфирием… и дай Бог, чтобы только Порфирием.

«Извращенное действие» продолжало пребывать в готовности номер один; уже больше недели их и, соответственно, нас держали в постоянном напряжении. Но всякому ожиданию приходит конец, и настал день, когда люди генерала Чешуйцева оккупировали лаборатории Щепинского и принялись копаться в столах, шкафах и экспериментальных установках в поисках взрывных устройств или вообще чего-нибудь подозрительного, а затем, по заведенному распорядку, остались ночевать в Институте.

Я же провел эту ночь в логове Джефа. Мы по очереди вели наблюдение за надоевшей до отвращения дверью напротив, тускло освещенной уличным фонарем, но не засекли ничего стоящего внимания.

С утра у них жизнь шла своим чередом. Днем проводилась профилактика всех компьютеров, оборудованных нашими «жучками», но после нее компьютеры лаборатории «икс» остались включенными. Далее около них в течение двух часов раздавались голоса Щепинского и его компьютерщика: насколько я мог понять по их репликам, они тестировали программы реанимации. Стало быть, ситуация прояснилась — им предстояла работа с трупом. Магнитную запись их разговоров я оперативно отправил для экспертной оценки к Фиме, и он подтвердил мое мнение, присовокупив, что дефектов в программах обнаружено не было. Значит, как и предсказывал Фима, Щепинский не заметил подмены.

Всех сотрудников вытурили из Института в пять, на час раньше обычного. Институт опустел, внутри остался Щепинский да охранник на входе, которого следующим утром должен был сменить Бугай.

Весь вечер мы с Джефом, как дураки, пялились на пустую улицу, а Щепинский, надо думать, маялся бездельем в своем кабинете.

Покойник, как и положено по канонам загробной активности, явился после полуночи. Доставил его кортеж из шести машин, которые запрудили всю улицу. После того как покойник на плечах двоих молодцов в пятнистых комбинезонах проплыл внутрь здания, произошла заминка: в дурацком усердии они привезли двух доноров, и, судя по жестикуляции и без того взвинченного Щепинского, он очень экспансивно объяснял, что больше одного донора все равно использовать невозможно.