|
Может быть, это было глупо, но Ждивесть, похоже, ничего другого просто не ждал. Он уже простецки совсем махнул рукой и стал спускаться по лестнице – словно на дно озера из поземки. А Романов, секунду постояв, повернул за угол здания вокзала… и споткнулся – ему послышался вдруг отчетливый удар грома, какой бывает по весне во время первых гроз. Он вскинул голову – нет… небо по-прежнему темное, клубящееся, низкое, подсвеченное странным заревом. И все же… все-таки… все-таки… Романов понял неожиданно, очень ясно и отчетливо понял, что Солнце – есть. Оно там, за тучами; оно сейчас садится, потому что наступает вечер. Оно живо, оно не умерло, оно борется с этой тьмой.
Оно вернется… Снаружи бронепоезд казался серым. Ярким пятном выделялись лишь флаг и герб на первом вагоне – и алая надпись на нем же: «Россия». По перрону около бронепоезда прохаживался Сенька. Вид у мальчишки был крайне ответственный; увидев Романова, он подбежал навстречу, метрах в трех перешел на шаг, отсалютовал и звонко доложил: – Бронепоезд «Россия» к отправке в экспедицию готов полностью! Доложил лицеист Власов! – Вольно, лицеист, – кивнул Романов. – Свободны. Я иду. Мальчишка махнул руками крест-накрест и, улыбнувшись Романову, ловко взлетел в дверь – подтянувшись до верхней ступеньки на руках. «Шит-шут…» – сипло сказал весь состав, дернулся, перекликаясь мощным лязгом по всем невидимым сцепам, – и пронзительно, длинно взвыл. Потом сирена затихла, но в промороженном воздухе остался мягкий гул начинающегося движения. А из невидимых репродукторов послышалось: Воля богов, но нам хочется снова Жить от весны до весны, Вновь услыхать после стужи суровой Звуки щенячьей возни. Снова увидеть, как зазеленеют В мае леса и луга. Смерть отступает; уйдут вместе с нею В матушку землю снега. Что будет завтра? Шкуру ли снимут, Буду ль судьбою прощен? Мы пережили долгую зиму, Что тебе надо еще?[3] Под эту песню, провожавшую экспедицию, Романов прошел немного по перрону за медленно-медленно разгоняющимся бронепоездом. Потом взялся за ручку все еще открытой двери, задумался, все еще шагая рядом с вагоном… и вдруг сказал сам себе негромко: – В мягком? Да, в мягком. Усмехнулся и одним быстрым прыжком очутился внутри. Маслянисто лязгнула дверь. Над пустым перроном гуляла поземка, и где-то впереди перемигнулись зеленые огоньки свободных путей. Снежная слепота Территория одного из бывших городов-миллионников Центральной России Глава 1 Дети злой зимы И вот уж третья мировая Война шагает по планете, Где, ужаса не сознавая, Еще растут цветы. И – дети. Н. Зиновьев. Большое стихотворение Вовка проснулся от того, что хлопнула дверь спальни и мама позвала его вставать в школу. – Эщщщоптьму-у-утт… – прогудел Вовка и открыл глаза… В плотной неподвижной темноте где-то капала вода. Впрочем, Вовка знал – где. Из простенького умывальника, висящего на стене в трех шагах от места, где он спал. Звук был привычным, кран-«сосок» подтекал. А еще, если вслушаться, то различалось, как снаружи – наверху – ровно и немолчно дует ветер. Этот звук он давно различал, только если вслушивался. Ветер тоже стал таким же привычным, как снег. Сегодня было, кажется, 25 июня 20… года. Насчет месяца и года он был уверен точно, а вот насчет дня – нет; за прошедшее время ему несколько раз приходилось сбиваться с числами. Часов у него никогда не было, а мобильник давным-давно сдох и был выброшен… или потерян, Вовка уже не помнил. |
