Нозрор понимающе улыбнулся.
— Я полагаю, филактерия уничтожена? — спросил он.
Архимаг ухитрился кивнуть.
— Уничтожена, — ответил он. — Я как раз спрашивал Прата насчет Дома Аграч-Дирр.
— Храм был полностью разрушен взрывом, Архимаг, — сообщил Нозрор. — Вместе с ним погибли многие воины Дома. После этого Дом Хорларрин пробил наконец брешь в стене. Казалось, что Дом Аграч-Дирр падет и будет истреблен Хорларрин. Но…
— Но?.. — переспросил Громф.
— Но прибыла Верховная Мать Бэнр с отрядом воинов и остановила штурм. Она встретилась с Аниваль Дирр, теперь, по-видимому, Верховной Матерью Дома Аграч-Дирр, и они, похоже, пришли к взаимопониманию. Дом Аграч-Дирр будет вассалом Дома Бэнр.
Громф улыбнулся сквозь боль. Аниваль и Дом Аграч-Дирр на века будут признательны Триль, став, по сути, продолжением Дома Бэнр. Его сестра снова удивила его. Он напомнил себе никогда больше не недооценивать ее.
— Вы сослужили городу великую службу, Архимаг, — сказал Нозрор.
— Это точно, — подхватил Прат, отрываясь от поиска.
Громф кивнул. Он знал это. Но исцеление будет долгим — и для него, и для города. На миг Громф подумал, что сталось с дергарским топором, которым он уничтожил филактерию и забрал душу личдроу. Он оставил его в храме.
Архимаг выбросил эти мысли из головы. Личдроу ничтожен навсегда.
Он надеялся на это.
— Исцеляющие мази, ученик, — напомнил Громф Прату.
Квентл смотрела в лицо Ллос, в лицо Данифай, и пыталась совладать со своим гневом, со своим разочарованием, своим стыдом.
Данифай Йонтирр, лишенная Дома рабыня, стала Йор'таэ Ллос.
Ярость Квентл была столь жгучей, что она едва могла дышать. Тяжесть ее стыда была столь велика, что она едва могла стоять. Халисстра распростерлась на полу рядом с Квентл. Верховная жрица взглянула на нее, взглянула на восемь воплощений Ллос, на тело Данифай, растущее из туловища самого крупного из пауков, и медленно, с величайшим трудом склонилась до пола.
Пусть Квентл не стала Йор'таэ, но она осталась верной слугой Ллос.
Когда она подняла глаза, то осмелилась спросить:
— Зачем?
В этом вопросе прорвался наружу закравшийся в ее голос гнев.
— Зачем было воскрешать меня из мертвых? — вопросила она. — Зачем было делать меня настоятельницей Арак-Тинилита? Только ради… этого?
Она вспоминала о тех многочисленных случаях, когда спокойно могла убить Данифай, и проклинала себя за ошибку. Она была дурой, самонадеянной дурой.
Восемь тел Ллос подались вперед, причем восьмое было в центре. Квентл подумала, что сейчас умрет, но вместо этого Данифай — Ллос! — протянула руку и погладила ее по волосам неизъяснимо ласковым жестом. Когда она заговорила, раздались восемь голосов, но голос Данифай звучал громче остальных.
— Ты ищешь причины, дочь моя, ищешь смысл, и в этом твоя ошибка. Разве ты не понимаешь? У хаоса нет причин, нет целей. Он то, что он есть, и этого достаточно.
Услышав эти слова, Квентл поняла, в чем была ее вина перед богиней. Она потерпела неудачу сама и подвела свой Дом.
Она не намерена была оплакивать свое поражение, не перед своей богиней, особенно не перед богиней. Она не доставит Данифай или тому, что осталось от Данифай, такого удовольствия.
Квентл подняла голову и взглянула в серые глаза Ллос — глаза Данифай:
— Тогда убей меня. Я не стану молить о жизни.
Она едва не добавила к этим словам богохульственное «тебя», имея в виду Данифай. Но Данифай была теперь не просто Данифай, и Квентл должна была смириться с этим. |