Но Данифай была теперь не просто Данифай, и Квентл должна была смириться с этим. Данифай была частью Ллос, Паучьей Королевы, Повелительницы Паутины Демонов, богини Квентл, в облике куда более великом, чем прежде.
Полные губы Ллос изогнулись в усмешке, обнажив не зубы, но паучьи хелицеры.
— Именно поэтому ты будешь жить, — сказала Ллос.
Квентл не знала, испытывает ли она облегчение, стыд или и то и другое вместе. Она ничего не ответила, просто склонила голову.
— Оставь мою обитель, настоятельница Арак-Тинилита, — велела Ллос. — Возвращайся в Мензоберранзан и продолжай возглавлять мой культ в этом городе. Расскажи о том, что увидела здесь.
Она во второй раз провела по волосам Квентл, уже не так нежно, словно сдерживая желание убить.
— Ступай, — сказала богиня. Она кивком указала на Халисстру и добавила: — Эту оставь со мной.
Квентл не стала задавать вопросов. Она поднялась, повернулась и, прошагав между вдовами Абисса, покинула храм.
Халисстра не могла пошевелиться. Она слышала, что Паучья Королева говорила Квентл, но слова не достигали ее сознания, их смысл просто ускользал от нее.
Данифай — Йор'таэ. Ллос возродилась.
Некоторое время спустя Квентл повернулась, бросила последний взгляд на Халисстру — смесь ненависти и уважения — и покинула храм.
Ллос пообещала, что лишь одна уйдет из храма живой. Квентл ушла — живая.
Халисстра приготовилась умереть.
Богиня смотрела на нее. Халисстра чувствовала тяжесть ее взглядов. Она ждала укуса ядовитых мандибул, как это случилось в ее видении.
Укуса все не было.
Она осмелилась взглянуть Ллос в лицо и увидела Данифай, но и еще кое-что. Она до сих пор сжимала в руке меч Сейилл. Халисстра выпустила его и оттолкнула прочь от себя.
— Я виновата, богиня, — униженно обратилась она к Ллос. — Прости меня.
Она знала, что ее отступничество неописуемо. Она танцевала в честь Эйлистри на Уровне Ллос, воздвигла на вершине холма на земле Паучьей Королевы храм Темной Девы. Она была наихудшей из всех еретиков.
Все восемь ипостасей Ллос разглядывали ее, молчание затягивалось. Когда богиня наконец заговорила, зазвучал лишь голос Данифай, но он был исполнен силы, исполнен гнева.
— Ты слишком долго была вдали от меня, дочь, — сказала Ллос. — Я не прощу.
Ллос потянулась к ней, нависла над нею. Семь остальных тел окружили ее. Халисстра не могла пошевельнуться. Ллос склонилась к ней. Сердце Халисстры колотилось.
Шипящий голос Ллос, более чем когда-либо похожий на голос Данифай, прошептал ей на ухо:
— Прощай, госпожа Меларн. Ты не стала тем, чем могла бы стать.
Халисстра вскрикнула, когда клыки богини впились в ее шею, два мучительных кинжала. Остальные семь пауков тоже метнулись вперед и вонзили клыки в ее тело. Боль была мучительной, нестерпимой. От яда кожа ее горела огнем, тело раскалилось докрасна. От боли и неизъяснимого восторга тело сотрясла судорога. Зрение затуманилось. Она открыла рот, чтобы проклясть Ллос, поблагодарить ее, но не могла издать ни звука. Жизнь угасала, угасала в ней. Она мельком подумала, что будет с ее душой после смерти. Она страстно мечтала о полном ее уничтожении, как у Сейилл.
Халисстра улыбнулась, чувствуя близящийся конец.
Но яд Ллос не убил ее. Она застряла между жизнью и смертью.
— Не смерть, заблудшая дочь, — произнесли восемь голосов Ллос. — Твои грехи слишком велики для такого легкого избавления. За свое отступничество ты будешь обречена на вечную службу, будешь моей Госпожой Покаяние, моей… пленницей, — добавила она голосом Данифай, — не живой и не мертвой. Ты будешь обречена проливать кровь еретиков, последовавших за моими дочерью, сыном и бывшим супругом. |