Подумайте о тех, кто любит вас – в этой жизни. Подумайте, каково придется им.
– Я выследила его – Джо… – роняет Энн.
– Кого?
– Моего мужа. Он вел себя так, будто не узнает меня, но я почувствовала, что это притворство. У него другая жизнь. Дом на Лонг-Айленде. Женат – не знаю на ком. Не знаю, есть ли у них дети. Смотрел на меня как на сумасшедшую…
– Мне очень жаль, Энн.
– Это слишком больно.
– Послушайте, я тоже был в подобном состоянии. Тоже хотел оборвать все. Однако вот – стою перед вами. И я рад, что не сделал этого. Рад, что мне хватило сил справиться. Жизнь еще не кончена. Надо просто перелистнуть черную страницу.
– Что у вас случилось?
– Я потерял дочь. Мое сердце тоже было разбито.
Энн смотрит куда-то вдаль, на залитый светом горизонт.
– У вас есть ее фотографии? Вы говорите о ней с другими?
– Да.
– По крайней мере, она действительно существовала.
На это ему нечего ответить.
Женщина вновь смотрит себе под ноги. Сбрасывает со ступни одну из туфель и наблюдает за тем, как та падает. Затем отправляет следом и вторую.
– Энн, пожалуйста…
– В моей прошлой – ненастоящей – жизни с этого здания спрыгнула первая жена Джо, Фрэнни. Вот прямо отсюда. Пятнадцать лет назад. У нее была клиническая депрессия. Я знаю, что он винил себя. Когда я уходила из его дома на Лонг-Айленде, то сказала, что тоже брошусь с По-билдинг сегодня, как она. Понимаю, это глупо и прочее, но я надеялась, что он придет и спасет меня. Совершит то, чего не смог сделать для нее. Я даже сперва приняла вас за него, только он никогда не пользовался одеколоном. – Она горько улыбается, потом добавляет: – Пить хочется.
Барри оглядывается сквозь застекленные двери на темный офис. Двое патрульных замерли наготове у стойки администратора.
– Может быть, тогда войдем внутрь и поищем для вас стакан воды? – предлагает Барри, вновь поворачиваясь к женщине.
– А вы мне не принесете?
– Я не могу оставить вас одну.
У нее дрожат руки, но в глазах вдруг мелькает решимость.
– Это не ваша вина, – говорит она, оглядываясь на Барри. – Все закончилось бы так в любом случае.
– Энн, не надо!..
– Моего сына больше нет.
Одним простым и естественным движением она соскальзывает с края.
Хелена
22 октября 2007 г.
Стоя в шесть утра под душем и пытаясь проснуться, Хелена вдруг остро ощущает, что проживала этот самый миг, горячие струи уже стекали точно так же по ее телу. Ничего необычного – приступы дежавю преследуют ее с двадцати с чем-то лет. Да и момент совершенно рутинный – что необычного может быть в принятии душа? Интересно, в «Маунтинсайд-Кэпитал» уже рассмотрели ее заявку? Прошла неделя… Пора бы получить какой-нибудь отклик. Если бы они были заинтересованы, наверное, хотя бы пригласили встретиться.
Сварив кофе, Хелена делает завтрак на скорую руку – бобы и яичницу из трех яиц, щедро сдобренную кетчупом. Сидя за столом, смотрит в окно на безоблачное небо и залитую солнцем окраину Сан-Хосе.
Месяц с лишним не удавалось выкроить время даже для стирки, и пол в спальне почти весь завален грязной одеждой. С трудом все-таки удается отыскать футболку и джинсы, в которых еще не совсем стыдно показаться на людях.
Телефон подает голос, как раз когда Хелена чистит зубы. Она сплевывает, наскоро ополаскивает рот и успевает схватить трубку на четвертом звонке.
– Как там моя девочка?
Голос отца всегда вызывает у нее улыбку:
– Привет, пап. |