Собеседник Барри словно застывает.

– Ее имя – Энн Восс Питерс. Она почему-то думала, что Фрэнни прыгнула оттуда, с того места, где сидела сама Энн. Она сказала мне, что была здесь и разговаривала с вами, но вы ее не узнали. Туда она отправилась в надежде, что вы придете и спасете ее, искупив предыдущую неудачу. Но в это воспоминание, видимо, вкралась ошибка – вам ведь на самом деле удалось остановить Фрэнни. Я прочитал полицейский отчет о происшествии сегодня днем.

– Что с Энн?

– Я не смог спасти ее.

Джо прикрывает глаза, потом открывает снова.

– Чего вы хотите от меня? – спрашивает он еле слышно.

– Вы знали Энн Восс Питерс?

– Нет.

– Тогда откуда она знала вас? Откуда ей стало известно, что ваша жена поднялась на то же место, чтобы покончить с собой? Почему Энн считала, что вы были на ней женаты? Что у вас был сын, Сэм?

– Не имею ни малейшего понятия. И хочу, чтобы вы ушли.

– Мистер Берман…

– Прошу вас. Я ответил на ваши вопросы. Я не совершил ничего противозаконного. Уходите.

Барри уверен – Джо Берман лжет. Поднявшись, полицейский вытаскивает из кармана визитку и кладет на столик между ними.

– Надеюсь, вы позвоните мне, если передумаете.

Джо не отвечает, не встает, не поднимает глаз. Он сидит неподвижно, не отрывая взгляда от огня и держа руки на коленях – чтобы не выдать, как они трясутся, понимает Барри.

* * *

По дороге в Монток Барри сверяется с расписанием поездов в телефоне. Обратный отправляется без десяти десять. Как раз хватит времени, чтобы наскоро перекусить.

В закусочной почти никого. Барри усаживается на табурет за стойкой. В крови еще кипит адреналин от недавнего разговора.

Раньше чем приносят еду, входит мужчина с бритой головой и занимает место в одной из кабинок. Заказывает кофе и погружается в свой телефон…

Нет – на самом деле это только притворство. Взгляд слишком бдительный, кожаный пиджак сзади оттопыривается – похоже на кобуру. По скрытому во всей фигуре напряжению угадывается полицейский либо военный. Голова неподвижна, но глаза ни на секунду не останавливаются, так и стреляют по сторонам, высматривая, анализируя, сопоставляя. Это как выработанный условный рефлекс, который сохраняется навсегда.

Единственное, куда взгляд мужчины не упал ни разу – на самого Барри.

У меня просто паранойя.

Уже наполовину расправившись со своим заказом – яичницей по-мексикански на тортилье и с томатным соусом – и не переставая думать о Джо и Фрэнни Берманах, Барри вдруг ощущает вспышку боли где-то позади глазных яблок. У него начинает течь носом кровь. Он успевает прижать платок, когда в мозг врывается поток совершенно других воспоминаний о прошедших трех днях. Не было никакого вызова с кодом 10-56А по дороге домой в пятницу. Не было подъема на сорок первый этаж По-билдинг. Не было встречи с Энн Восс Питерс. Не было ее падения. Барри не читал никакого полицейского отчета о попытке суицида Фрэнни Берман. Не покупал билет на поезд до Монтока. Не разговаривал с Джо Берманом.

В общем, с какой-то точки зрения, Барри просто сидел в кресле у себя дома, в однокомнатной квартирке на Вашингтон-Хайтс, смотрел баскетбол, а потом вдруг очутился здесь, в закусочной, с кровоточащим носом.

Воспоминания эти выглядят совсем не так, как обычно. Они безжизненны, статичны и окрашены в разные оттенки серого и черного – совсем как описывала Энн Питерс.

Неужели я все-таки подхватил это от нее?

Кровь останавливается, теперь начинают трястись руки. Барри кидает деньги на стойку и выходит в ночь, пытаясь сохранять спокойствие, но голова идет кругом.