А что касается ратников, так они что, ради Родины и пострадать не могут? А чужим платить надо! Хорошо платить, а то, не ровен час, кто и побогаче нас сыщется.
— Но, надеюсь, после этого они наведут порядок на наших южных границах?
— Естественно! Но не сейчас, они ещё слишком слабы. Год, другой… — Изенкранц прищурился, — третий, — добавил он едва слышно и, низко поклонившись, поспешил откланяться.
Теперь ему было что поделить с благословенным Мурзой, правителем горных витязей.
А войско росское и впрямь вскоре к владениям оркским двинулось. Повозки скрипели, подковы стучали по дорогам разрушенным, ратники пешие лаптями да сапогами старыми пыль поднимали. Жёны да невесты любимых провожали, а детки малые слезами заходились.
Войско Росслана хоть и медленно, но приближалось к предгорьям. Война, к которой со слепым упрямством так стремились орские правители, становилась неизбежной. Рахмед со страхом вдруг понял, что настало время великой битвы, а значит, ему следует призвать старейшин младших родов и ещё более отдалённых, замкнутых в себе кланов. Клич был кинут, и в назначенный час старейшины и военачальники собрались в просторном доме верховного эмиреда.
— Король Рутении вышел на тропу войны! — одетый в шубу из шкуры белого горного волка Рахмед величественно развалился на специально постеленных для него подушках.
— У-у-у, — в едином порыве взвыли приглашённые старейшины, но эмиред воздел вверх руку, призывая к спокойствию.
— Его войско в трёх днях пути от нашей столицы, но, — верховный вождь улыбнулся, — волей Всевышнего идти они будут семь. Мы долго готовились, ибо знали, что час этот неизбежен. И вот он настал. Встретим же врага так, как и подобает настоящим воинам, пиками да стрелами! Завалим их трупами наши горы и долины! И да славятся наши предки! — произнеся ритуальную фразу, Рахмед обвёл взглядом всех присутствующих. — А теперь пусть выступят старейшины старших родов, славные воители, отличившиеся в первых, самых жестоких и кровавых битвах! Слава им, первыми принявшим удар на свои плечи. Слава!
— Слава! Слава! Слава! — подхватили все.
— Слава! — повторил Рахмед и вновь поднял руку, призывая к тишине. Он нарочно возвысил сидевших перед ним "воителей", назвав разбойные набеги битвами. Ведь кому, как не ему, было знать, что за "битвы" случались при налёте на неохраняемые обозы, на маленькие крестьянские посёлки, с их беззащитными, вооружёнными лишь косами и деревянными вилами жителями.
— Я скажу так, — первым поднялся самый знатный из всех приглашённых старейшин глава рода Нахалаги с длинным именем Нураим-ца-лахмур, — бивали мы россов не единожды, и сейчас разобьём.
— Правильно говоришь, почтенный! — поддержали его сидящие в первом ряду. — Добыча сама в руки идёт!
— Как делить будет мечи да золото почтенный Рахмед? — это уже спросил кто-то из задних рядов.
— Как обычно, по числу воинов, и десятину великому эмиреду на государственные нужды, — опередив Рахмеда, ответил кто-то из присутствующей дворцовой челяди.
— По чести это, по — божески, — довольно согласились в заднем ряду. Потом со своих мест поднялось ещё несколько старейшин, но они не сказали ничего нового. И когда, казалось, всё было решено, заговорил пожилой орк, сидевший у самой двери.
— Слушал я вас, уважаемые, долго слушал. Сам себя уговаривал не встревать, не вмешиваться, но душа не выдержала. Зачем с Рутенией ссориться? Многое меж нами в веках было, много обид мы друг другу чинили. Может, пришла пора в мире жить? Сообща зерно выращивать да города строить?
— Что, Рахимбек, на старости лет в презренные пахари решил податься? — чернобородый орк, сидевший в переднем почётном ряду, недобро прищурился. |