— Идём! — приказал он, сцепил зубы и, оттолкнув своих помощников, медленно двинулся по тропе. Остались не более двухсот локтей этого проклятого узкого перешейка. Рахмаил понимал, что стоит им миновать это узкое место, и дальше можно не слишком опасаться расставленных игл противника. На широкой площадке их легко обойти. Он шёл всё дальше и дальше, но никаких признаков ловушки его острые глаза так и не заметили. "Наверное, у него кончились иглы, — с радостным облегчением подумал он. — Да, именно так! Сейчас пройдём это проклятое место, и клянусь предком, я сам вырву его сердце! О, как я буду наслаждаться этой минутой, видит пра… а-ау!"… Очередная игла, нет, на этот раз это был гвоздь, вонзился в левую стопу орка. Он отступил чуть в сторону, и вновь проклятая боль. Сил, чтобы сдерживать её, не было. Он рухнул на землю и потерял сознание. Край обрыва под весом его тела рухнул, и Рахмаил бесчувственным комом полетел вниз. Где-то далеко трижды проухал филин, предвещая каждому, осмелившемуся ступить в ночь, скорую погибель. Столпившиеся на середине перешейка орки застыли в суеверном испуге. Оставшись без своего предводителя, они тряслись от страха, и не было в мире такой силы, чтобы заставила их двигаться дальше.

А идти дальше становилось всё опаснее и опаснее, я это чувстввовал своими печёнками. А что, поживёшь тут средь ведьм и волшебников, сам всё, что хочешь, на чутьё пробовать станешь. Тут, считай, половина успеха на интуиции да смекалке держится. Теперь вот решать, что с волшебником недоученным делать приходилось, хоть и не слишком удал он был, но какой — никакой магией владел. Нам — то магическая помощь лишней бы не была, но…

Ну не мог, не мог я лишать Ягу последнего родственника, не мог рисковать его бестолковой головушкой! Значит, надо было что-то придумать, чтобы чародея в объятия племянчатой бабушки отправить. Выбрав минуточку, я накалякал на листе пергамента послание и, свернув трубочкой, надёжно запечатал случайно завалявшимися в кармане скрепками. А затем подозвал ничего не подозревающего волшебника.

— Платомей! — сказал я, дружески похлопывая его по плечу. — Надобность у нас есть великая — весть срочную к Матрёне Тихоновне доставить (уж бабка-то Матрёна о нём позаботится!). Всего раскрывать не стану, мало ли чего в дороге случится. Но главное…

— Так это что ж, пока вы на врага пойдёте, я до бабки родной телепаться стану? — чародей аж вскинулся. В его голосе звучало неподдельное разочарование.

— Да постой, не ерепенься, никуда мы без тебя не пойдём! Покудова ты к Яге доберёшься, и войска могучие к нам не подойдут, мы и с места не двинемся! Разведывать да вокруг приглядывать будем. А уж когда все появятся, тогда по врагам и ударим! А кто, как не ты, по дорогам вражеским, орками кишащим, к своим пробраться сумеет?

— А-а-а… — понимающе протянул Платомей, — и то верно. Тогда оно, конечно, другое дело. Только вы тут как мыши сидите, чтобы и не пикнули и не шевелилсь зря.

— Пренепременно! — поддержал меня тщательно пережёвывающий хлебную корочку Иннокентий.

Собирали чародея мы по — быстрому, как говорится, с глаз долой. Прощались не долго, руки пожали и в путь отправили.

— Пожалел парня? — тихо спросил Клементий, когда за ушедшим перестали качаться потревоженные им ветви.

— Да не его, — так же тихо ответил я, — Тихоновну пожалел. Из всех родственников он один у неё остался. Сгинет, и прервётся род. Вот потому и отправил.

— Богоугодное дело сделал, — согласно кивнул головой поднявшийся на ноги Иннокентий, — всяк человек продолжение иметь должен.