Король и благодетель всея Росслана и Рутении Прибамбас 1.

Продиктовав указ, Изенкранц задумался: "Уж не мало ли будет такого ограничения? А что, если воевода и своими силами без помощи государевой с орками справится? Хребет о колено переломит?" Рисковать советник не хотел. Он вновь поманил пальцем попытавшегося было ускользнуть Ивашку.

— Пиши, — сказал он, тыкая пальцем в бумагу, — указ ещё один новый государев.

Сим повелеваю: дабы отдыху солдатскому быть в терзаниях и подвигах ратных, объявить врагу перемирие, волею нашей означенное. От числа сего месяца до дня, нами отмерянного, сроком месяц один и четыре дня. И солдат отвести на границы росские. И коль будет кем перемирие то нарушено, генерал-воеводу лишить звания да генеральских почестей, от командования отстранить да в рудники ФИГЛянские выслать, да и прочих полковников, с ним злоумышляющих, не жаловать.

Внизу дата и подпись, как в другом документе сказано. Написал? Тогда на конюшню скорей беги, три десятка гонцов отправь. — Потом Изенкранц подумал и добавил: — С наущением чтоб указ огласили в прелюдии без начальства, а чтоб средь ратников. Воеводе пошлём отдельное повеление-предписание. — Изенкранц, оставшись довольным собственной придумке, откинулся в кресле и незаметно для самого себя уснул.

Указ королевский войскам объявлен был без генеральского ведома, да ещё и оркам записочки были подброшены, вот и поволочились те из берлог своих зимних без опаски, безбоязно, как были при оружии, так и пошли…

— Чего же творится, воины? — спрашивал, обращаясь к своим ратникам, выбившийся в десятники Дубов. — Что же это такое делается? Уже думали мы — и войне конец, а оно вона как обернулось! Совсем что ль сдурели в граде стольном? Неужели кровь наша напрасно пролита? Нет, вы как хотите, братцы, а я бить их пойду! Терпеть не можно, сколь они нашей крови попили!

— Да нельзя, Андрей батькович, аль указа царского не читал? Там чёрным по белому писано: коли будет орочьей крови капля пролита, так сошлют воеводу — батюшку в рудники Фиглянские на работы вечные. Нельзя нам орков бить, никак нельзя!

— Так что же, братцы, делать-то? — это уже спросил кто-то из ратников только прибывших.

— Что-что… — недовольно отозвался кто-то из бывалых. — На зимние квартиры поедем. И помяните слово моё: только весна затеплится, только листочки на деревьях залапушаться — война вновь завяжется, и мы опять этой дорогой пойдём!

— Кто бы спорил с тобой, кто бы спорил! — качая головами, согласились с ним стоявшие в кругу ратники. Но если бы только они так думали! О том же рассуждал, сидя за столом и потягивая горькую, и сам воевода — батюшка.

— Как их бить, воевать будешь, ежели королевским указом им милость обещана?! — спрашивал у самого себя воевода, глядя на свет сквозь мутный от наполняющей его жидкости стакан. — Как же ворога победить, ежели такая несправедливость творится? Эх, надо езжать к государю — батюшке, чести искать для войска Рутении.

— Лёнька! — крикнул он, вызывая дремлющего за палаткой ординарца. — Коней готовь, к государю в столицу поедем. Коль придётся, то и мечом дорогу прорублю, а с королем с глазу на глаз побеседую! Заодно и государево повеление на войско особое востребую. Чтобы оно всё по закону было, а не только моими приказами, и с оплатой шло, трудам ратным соответственной.

Объявленное королём перемирие пришло как нельзя вовремя. Воспользовавшись им, уже издыхающие от голода и безысходности орки спустились с холодных гор в родные поселения, где в тепле и сытости пребывали до тех пор, пока шли переговоры. Наученные горьким опытом, они добывали оружие (по-прежнему разбойничая и нападая на мелкие фуражирные обозы), носили в горы, складывая в тайные склады и пещеры, муку, вяленое мясо и прочее продовольствие.