|
Как и следовало ожидать, разговор изрядно затянулся, и сначала адвокат был немного не в себе из-за того, что Джудит не открылась ему раньше. Впрочем, его легкое раздражение длилось недолго, и вскоре он вновь стал самим собой — спокойным, отзывчивым, готовым прийти на помощь. Он сказал, что мистер Уоррен и Джудит поступили совершенно правильно и что самое время положить конец гнусностям старого негодяя. Что касается судебного процесса, то мистер Бейнс пообещал, что когда дело дойдет до выездной сессии суда присяжных в Бодмине, он сделает все возможное, чтобы Джудит не пришлось выступать свидетелем, и при необходимости будет действовать от ее лица, изложит перед судом суть жалобы и вообще сам обо всем позаботится.
Джудит была глубоко ему признательна и от души его поблагодарила. — Пустяки, это всего лишь моя работа, — ответил он и поспешил сменить тему, поинтересовавшись, как ей отдыхается в Порткеррисе. Несколько минут они поговорили о том о сем, потом распрощались. Тем же вечером, лежа в постели и глядя в потолок, окутанная тишиной и темнотой, Джудит пришла к странному выводу, что прошедший день стал одновременно концом и началом. Последний день ее пребывания у Уорренов и день, когда она наконец вырвалась навестить Филлис. Но самым главным было осознание того, что история с Билли Фосеттом окончена. «Я хотела бы убить его, — сказала она Эдварду, — раздавить, как паука». Но сделала еще лучше: с помощью мистера Уоррена, рыдающей Элли и мрачного сержанта полиции она привела в действие механизм правосудия, отплатив таким образом Билли Фосетту за его злодеяния и навсегда избавившись от преследовавшего ее кошмара. Она свела старые счеты со своим обидчиком и теперь знала, что никогда впредь он не потревожит ее сны, карабкаясь по приставной лестнице к открытому окну ее спальни. Никогда больше не проснется она в холодном поту и с немым криком на губах. И никогда уже он не встанет между нею и тем, чего она желала больше всего на свете. Это было удивительное чувство. Будто с плеч пал давящий груз, будто растаяла призрачная зловещая тень, которая маячила где-то на краю сознания целых четыре года и чуть было не разрушила ее отношения с Эдвардом. Эдвард. Завтра утром она вернется в Нанчерроу и снова увидится с ним. Если тетя Лавиния будет хорошо себя чувствовать, они вдвоем отправятся в Дауэр-Хаус проведать ее. Может быть, это шанс побыть с ним наедине, и у них будет возможность и время поговорить. Она скажет, что он оказался прав насчет «толчка»; сообщит все, что произошло; великодушно предоставит ему возможность воскликнуть: «Я же тебе говорил…» Это будет как бы началом новой жизни, потому что теперь она — новый человек. Теперь бояться больше нечего. Чтобы испытать себя, Джудит представила, как Эдвард целует ее, точно так же, как целовал в то Рождество, когда они стояли, спрятавшись за портьерами, на подоконнике в бильярдной. Она вспомнила, как его руки обвивались вокруг нее, как его пальцы ласкали ей грудь, как его рот вжимался в ее губы… Внезапно у нее перехватило дыхание от порыва властного желания, почти боли где-то в глубине живота, от острой вспышки тепла, волной растекающегося по всему телу. Она закрыла глаза и живо перевернулась на бок, свернулась калачиком, как малое дитя, руками обняв колени. Лежа одна в темноте, она улыбалась так, будто познала какую-то удивительную истину. Руперт Райкрофт переодевался у себя в спальне к ужину. Приняв ванную и второй раз в этот день побрившись, он надел трусы и носки, застегнул пуговицы чистой белой сорочки и нацепил бабочку. Для этого потребовалось встать перед зеркалом и слегка прогнуться в коленях, так как ростом он был выше большинства мужчин. Он задержался на мгновение у зеркала, рассматривая свое отражение, обыкновенное, ничем не примечательное лицо, которое было так хорошо ему знакомо. Чуть великоватые уши, сонные, полуприкрытые в уголках веками глаза, подбородок, упорно стремящийся врезаться в воротничок. |
