Но моя помощь была высокомерно отвергнута, причем не руками — их тетя Мэгги использовала так же, как и я, — а словами:

— Не стоит дрожать надо мной. Я поднимусь сама.

Я никогда не относила тетю Мэгги к пожилым людям. Иногда она производила впечатление тридцатилетней, по крайней мере, своим жизнерадостным мироощущением, и в любом случае не выглядела больше, чем на пятьдесят — внешне. Но сейчас, когда тетушка с трудом карабкалась по изуверским ступеням, я вспомнила, что ей уже шестьдесят пять. Видимо, она прочитала мои мысли и немного расстроилась. Но когда тетя Мэгги распрямилась, ее дыхание было ровным, и сама она казалась совершенно спокойной.

Мы отошли в сторону от неогороженного лестничного пролета, словно боялись потерять равновесие; и только очутившись в безопасности, начали осматривать комнату. Первое, что привлекло мое внимание, — очень низкий потолок. Высокому человеку пришлось бы все время пригибать голову. Мой рост составлял пять футов семь дюймов, и я чувствовала, что мои волосы почти касаются потолка. В комнате было только одно небольшое окно. Под окном примостилась односпальная деревянная кровать, покрытая тонким клетчатым пледом. В ногах кровати около стены возвышался комод, на котором стояло небольшое зеркало. У противоположной стены располагался продолговатый дубовый гардероб.

Низкая дубовая дверь вела еще в одну комету. Девушка и в нее вбежала первой. Когда мы вошли туда вслед за ней, я увидела точно такую же картину: односпальную кровать, комод, зеркало, гардероб и ничего похожего на умывальник. Меня же весьма занимал вопрос о существовании ванной комнаты. Но особенно меня волновало — есть ли в доме встроенный туалет? Когда мы спустимся вниз, возможно, и получим ответ на этот вопрос, но сейчас мое внимание привлекла приставная лестница, прислоненная к стене и ведущая в люк на потолке. Опустив глаза, я увидела, что на меня пристально смотрит девушка. Я поняла, что она хочет что-то сказать мне.

— Там моя комната, — промолвила она, показав наверх.

— Твоя? Ты здесь спишь?

Она отрицательно покачала головой:

— Только играю. Там, наверху, мои игрушки. А сплю я у бабушки.

Сопровождаемые девушкой, мы спустились на первый этаж. Мне кажется, что спускаться по крутым ступеням было еще тяжелее, чем подниматься наверх. Сжав зубы, я шла лицом вперед, а тетя Мэгги благоразумно предпочла тот же первобытный способ, не чинясь, используя руки и ноги.

Стоя на кухне и отряхивая пыльные ладони, тетя Мэгги заметила:

— Здесь обязательно должен быть рукомойник или что-нибудь более серьезное — ванная или душ.

В ответ девушка, словно малый ребенок, звонко рассмеялась и, открыв дверь черного хода, показала на стенку. Там на огромном гвозде висела длинная оцинкованная ванна.

Спустя мгновение девушка уже мчалась по вымощенной дорожке к разросшимся кустам, среди которых возвышалось одинокое сооружение, чем-то напоминавшее сторожевую будку.

Озорные огоньки так и вспыхивали в глазах тети Мэгги.

— Говорят, что в ноябре в этих местах уже все замерзает! — многозначительно изрекла почтенная леди.

— Нам не обязательно оставаться здесь так долго.

Я с грустью вспомнила прекрасно оборудованные ванную и туалет в нашем доме в Истборне. Но тетя Мэгги прервала мои ностальгические воспоминания мудрым афоризмом: «Впрочем, каждому дню своя забота…» С этим я мысленно согласилась. В конце концов, неужели большая и светлая ванная — самое важное в жизни? Я настолько слилась с красотой этих благословенных мест, что скажи тетя Мэгги что-нибудь уничижительное о розовом коттедже, я бы восприняла это как личное оскорбление.

Я прошла на кухню и открыла дверь в кладовую. Здесь было сумрачно и прохладно. По стенам разместились сделанные много лет назад полки, на одной из которых было несколько банок консервов и довольно большое количество чистых фляг с завинчивающимися крышками, а мраморной доске стояли две бутылки молока, лежала буханка подрумяненного хлеба, а рядом — кусок масла.