– Можем вам кое–что предложить, Машенька… – засуетился, вспотел плешью астматик. – Мы здесь планируем запуск…

– Ну, это пока в перспективе, – пресек завязывающуюся беседу Барнаульский. – Идут пробы. Претенденток много. Булгаков, дело серьезное.

– Булгаков?! – озарился стеклянный кузнечик, затрепетав крылышками. Это же мой любимый писатель!

– Не важно. – Строго осадил ее Барнаульский. – У всех любимый. – Он громыхнул стулом и стал нарочито шумно собирать со стола бумаги.

Было очевидно, что Мара ему тоже в душу не запала. Ситуация требовала борьбы, Касьян обожал махать кулаками, особенно в присутствии дам. Окинув членов немногочисленной комиссии равнодушно–усталым взглядом, он устало распорядился Танечке:

– Поставь Мару Валдисовну на завтра. Буду пробовать, – и зашелся в изнурительном кашле.

Мару Илене на роль взяли, Закрепа и Барнаульский затаились, ожидая неминуемого взрыва. Не та это была Мара, не из той оперы…

На вокзале – в сцене встречи с возлюбленным девушка проявила недюжинные способности – ей удалось натурально пустить слезу в семи дублях. Барнаульский даже вроде оттаял. Но ждал своего часа. Он пробил на чердаке предназначенного под огонь дома.

Группа в этот день действовала четко – все ладилось, клеилось, совпадало во времени. Ничего не разбили, не потеряли, никто не спутал график, не попал в Склиф с переломами, не вылетел срочным порядком для отдыха на Аляску. Даже пожарные подтянулись вовремя, а пиротехники отличились сообразительностью: рассчитали необходимую продолжительность бедствия и его масштабы, вместо того, что бы, опережая график, в порыве энтузиазма спалить весь район.

"Не к добру", – смекнул режиссер, привыкший к тому, что самый качественный материал добывается в кровавой схватке с обычной киношной безалаберностью. И угадал.

В процессе подготовки "горячей" сцены сразу же возникли противоречия. Нищая медсестра осмелилась диктовать Касьяну Тарановскому свои условия! Сводились они к следующему – если нужен "раздетый секс", пусть ищут дублершу. Дублершу, а? Она–то сама, кто, – Марина Влади?! Пошептавшись, Касьян и Барнаульский решили идти в своих художественных исканиях до конца.

К моменту технической готовности Барнаульский, натянувший в реквизиторском фургоне тельник и замусоленные тренировочные штаны прямо на голое тело, бодро поднялся на чердак. В углу на ящике темнело нечто категорически не сексуальное – кутающаяся в ватник героиня. Под ватником она была одета нарядно. Девичий стан облегали: мини–юбочка из тянучки и китайская кофтюля с люрексом. Ближе к телу имелось, по указанию режиссера, кое–какое кружевное бельишко, которое в порыве страсти должен был срывать распаленный колдовскими чарами влюбленный.

Актрисе предстояло показать камере спину, лишившись бюстгальтера. Так следовало из предварительного расклада. Но Касьян задумал подлянку, а Барнаульский целиком поддержал затею, предполагая оправдать свое поведение импровизацией. Мог же он, в конце концов, войти в роль? Не мужик, что ли? Не заслуженный разве артист? И не снимать же семь дублей с голой задницей на холодрыге пока эта цаца не осознает художественную оправданность режиссерского решения?! Разденет он ее, помнет как следует, а дальше пиротехники пустят дым, и сквозь него, ну прямо как у Феллини, начнет разворачиваться интим.

Солома, сплющенные картонные ящики, тряпье – вот и ложе любви. Партнеры пристроились, избегая смотреть друг на друга. Запылали софиты, щелкнула хлопушка, включилась камера. Подождав с минуту обычного заявления оператора: "Пленка кончилась, растудыть их в гнездо!" (вошедшего в обиход профессионалов после трудных съемок бюджетно урезанной ленты "Забытое гнездо"), Тарановский мысленно перекрестился.