Но как бы то ни было, следовало непременно обоити стороной Саарбрюкен — не только в интересах господина Жана с матерью, но и в наших. В этом городе нам гораздо охотнее оказали бы гостеприимство в тюрьме, чем в гостинице.

Так что мы остановились в харчевне, где посетителями бывает обычно публика попроще. Хозяин ее несколько раз бросил на нас странный взгляд. Мне даже показалось, что, когда мы уезжали, он перекинулся несколькими словами с субъектами, сидевшими за столиком в глубине маленькой залы, разглядеть которых нам не удалось.

Наконец, 4 сентября утром, мы отправились в путь по дороге, ведущей из Тионвиля в Мец, решив, если нужно будет, направиться в этот большой город, занятый в то время французами.

Как труден путь среди массы мелких рощиц, усеявших всю местность! Бедная лошаденка совсем изнемогала. А потому около двух часов пополудни у подножия большого косогора, подымавшегося вверх меж густых кустарников и полей хмеля, нам пришлось дальше идти пешком — всем, кроме слишком утомившейся, чтобы сойти с повозки, госпожи Келлер.

Двигались медленно. Я вел лошадь под уздцы. Сестра шла рядом. Господин де Лоране, его внучка и господин Жан следовали чуть сзади. На дороге, кроме нас, никого не было. Вдали, слева, слышались глухие выстрелы. Несомненно, это шел бой под стенами Тионвиля.

Вдруг справа раздается выстрел. Лошадь, пораженная насмерть, падает на оглобли и ломает их. Одновременно раздаются крики:

— Наконец он нам попался!

— Да, это точно Жан Келлер!

— Тысяча флоринов наша!

— Пока еще нет! — воскликнул господин Жан.

Снова раздался выстрел. На этот раз стрелял господин Жан, и какой-то человек рухнул на землю возле нашей лошади. Все произошло так быстро, что я не успел опомниться.

— Это Бухи! — крикнул мне господин Жан.

— Ну так «бухнем» по ним! — ответил я. Оказывается, эти негодяи находились в той самой харчевне, в которой мы провели ночь. Обменявшись несколькими словами с хозяином, они пустились по нашему следу.

Но из троих теперь осталось лишь двое — отец и один из сыновей, другого же пуля сразила наповал.

Теперь силы сравнялись: двое против двух. Впрочем, схватка оказалась непродолжительной. Я в свою очередь выстрелил в уцелевшего сыночка Буха, но, к сожалению, лишь ранил этого негодяя. Тогда они с отцом, видя свою неудачу, кинулись в чащу слева от дороги и дали деру.

Я хотел было броситься за ними в погоню. Господин Жан остановил меня. Может, он был неправ?

— Нет, — сказал он, — сейчас самое важное — перейти через границу. — В дорогу!.. В дорогу!

Поскольку мы лишились лошади, повозку пришлось бросить. Госпожа Келлер вынуждена была сойти с нее и опереться на руку сына.

Еще несколько часов — и наши паспорта больше не будут нам защитой!..

Так мы шли до самой ночи; привал сделали под деревьями. Подкрепились остатками провизии. Наконец на следующий день, 5 сентября вечером, мы пересекли границу.

Да! Теперь уже наши ноги топтали французскую землю. Но землю, занятую вражескими солдатами!

Глава XIX

Итак, долгое путешествие по неприятельской стране, к которому вынудило нас объявление войны, подошло к концу. Если не считать ужасных дорожных тягот, то мы еще дешево отделались. За исключением двух-трех случаев (среди них — тот, когда на нас напали Бухи), наша жизнь не подвергалась особой опасности и наша свобода — тоже.

Вышесказанное относится также и к господину Жану — с того момента, когда мы встретили его в горах Тюрингии. Он прибыл на границу целым и невредимым.