Да — его губам, теплым и ласковым поверх ее губ. Да — рукам, которые обнимали крепко, но нежно. Да — поцелуям, сбегающим вниз по горлу, ладоням, которые трогали ее груди, да — всему миру, в котором осталось только его тело и ее собственное, сбивая ее дыхание, смешивая ее мысли…

Разрушая ее самоконтроль.

Если она подпустит его слишком близко, он неминуемо догадается о ее тайне.

И она испугалась — сильнее, чем когда бы то ни было.

Внезапно его объятья стали слишком тесными, поцелуи слишком властными, ее дыхание слишком прерывистым, а потом…

Нет.

Она начала вырываться, и он отпустил ее — безропотнее, чем она ожидала.

Они задышали в унисон, соприкасаясь одними лбами, что на миг показалось интимнее любых поцелуев.

Она напряглась, приготовилась к тому, что он начнет возражать, что схватит ее, насильно возвращая в свои объятия. Но его грудь продолжала вздыматься и опадать в такт ее собственной, словно они делились секретами, раскрывая друг другу души.

Не смея поднять глаз, она уставилась на его руки, неподвижно лежащие на коленях. И поняла, что внутри нее произошла перемена.

Теперь, когда она едва не потеряла его, тяга к нему, которую она старалась скрыть, стала еще сильнее. Все эти месяцы она жила и дышала только возмездием. И еще стремлением никогда больше не поддаваться мужчине.

Но с Джоном она начала сомневаться. Он касался и целовал ее так деликатно, так нежно. Рядом с ним она захотела большего. Она захотела его так, как женщина желает мужчину.

А потом черная пелена страха накрыла ее, и она поняла, что никакой, даже самый чуткий любовник не будет достаточно нежен.

Нет. Ее чувство к нему это обычная благодарность. Возможно, она видит в нем товарища или даже друга, но не более. Она попросту неспособна испытывать то, что чувствует влюбленная женщина.

И он не должен узнать, почему.

* * *

Отчего так кружится голова? От вожделения или из-за раны? Когда он прижался к ее губам, его тело моментально устремилось к ней, и он почувствовал, что она тоже начала таять.

А потом она оттолкнула его.

Тяжело дыша, они молча сидели рядом. Оба были на грани.

Сделав еще один вздох, Кейт встала и пошла обратно к лежащему на земле псу.

Нет, не пошла. Яростно зашагала, как если бы хотела растоптать Джона. Движения ее стали резкими, словно не она млела в его руках минуту назад. Словно она никогда не знала покоя.

Словно он был врагом, как Вилли Сторвик.

Или все дело в обычном женском непостоянстве?

И все же, когда они, задыхаясь, сидели рядом, он уловил в ее настроении перемену. Что это было? Надежда? Желание? Что-то едва уловимое, как аромат вереска, но словно закованное в броню, под которую не могли проникнуть ни мечи, ни копья, ни боль.

Что она защищала? Только тело или и сердце тоже?

Эта мысль оглушила его. Да, он поцеловал ее, но что дальше? Ему нельзя задумываться о том, что будет завтра. Никакого завтра у них нет. Она не из тех женщин, с кем можно развлечься, не имея серьезных намерений.

Скоро его здесь не будет — возможно, уже завтра, или послезавтра, или в любой из тысяч дней, который захочет разделить с ним жена. Нет. Его обещание не трогать ее охраняет в равной степени их обоих. Он поступил неосмотрительно, поцеловав ее. Этого больше не повторится.

— Быстрее. — Голос Роба прервал его мысли. — Я не заметил погони, но скоро рассвет.

Они сели в седло и пересекли реку, а по возвращении домой узнали, что скот благополучно спрятан между холмов. Позволив Бесси попричитать над его раной, Джон без сил рухнул в кровать.

* * *

Наутро он проснулся и не узнал себя.

Он побывал в рейде. Он убил человека. Он поцеловал Кейт.

И он не знал, что из этого беспокоит его сильнее.