Изменить размер шрифта - +

— Вы араб… — начал Фудзита.

— Да. Меня зовут Там Али Халифа. Я стрелок… бывший стрелок с «Дугласа».

Фудзита продолжил:

— Вы летели с Островов Зеленого Мыса.

Мужчина, хмыкнув, поднял голову.

— На подобные вопросы отвечать не буду. Делайте что хотите. Аллах акбар!

Фудзита кивнул. Охранники ударили одновременно: один удар пришелся арабу сбоку в лицо, другой — в живот. Сильно застонав, Али Халифа пошатнулся и упал, скользнув по краю дубового стола и плюясь кровью.

Росс привстал.

— Адмирал…

Фудзита нетерпеливо отмахнулся от молодого американца, а Брент почувствовал на своем плече руку адмирала Аллена, потянувшую его назад к стулу. Араба поставили на ноги.

— Если вы, Там Али Халифа, еще раз заговорите со мной таким тоном, ваш дух отправится к Аллаху на острие самурайского меча. — И он указал на длинный штык, висевший на поясе одного из охранников. Затем японец продолжил:

— Я задал вопрос, Али Халифа.

— Самурай боится правды?

Брент ожидал очередной вспышки насилия. Но Фудзита снова удивил его.

— Правда заключается в том, что ваш сумасшедший хозяин Муамар Каддафи убил свыше тысячи японских заложников, хотел потопить «Йонагу», пытаясь прорваться в Токийский залив, наложил эмбарго на поставки нефти в Японию. — Глаза старика сузились, и его костлявые руки превратились в палицы, когда он подался вперед. — Вы член «Саббаха»?

— Да, — последовал быстрый и твердый ответ. — Я служу идеям Гасана ибн-аль-Саббаха.

Упоминание древнего фанатика-мусульманина ибн-Аль Саббаха, «старика с гор», перенесло Брента в прошлое, на улочку Токио, где двое обкурившихся гашишем психов отчаянно нападали на него, не обращая внимания на боль, и были остановлены лишь смертью. Его рука сама непроизвольно потянулась к груди, где все еще саднил длинный рубец.

— Правда, что нет Бога, кроме Аллаха, а Магомет — его пророк, и такая же правда то, что мы уничтожим вас, адмирал, — безапелляционно заявил араб, а затем добавил, указав на израильского полковника. — И скинем евреев в море.

— Как вы сделали это в Эль-Халиле, — сардонически бросил старый моряк. Потом, очевидно устав от допроса, приказал. — В карцер его.

— Смерть евреям! Хвала Аллаху! Аллах акбар! — закричал араб, глядя в сторону Бернштейна, когда его поволокли к двери.

— Введите последнего пленного.

Никто не был готов к появлению арестанта — японки лет двадцати пяти — тридцати. Высокая, с пышными грудями, натягивавшими рубашку, и рельефными ягодицами, волнообразно двигавшимися под облегающей униформой, она статно вошла твердой походкой с гордо поднятой головой. Ее большие глаза сверкали как два черных бриллианта, прямой, правильной формы нос заканчивался изящными ноздрями, придававшими высокомерность всему облику женщины. Волосы ниспадали на плечи длинными глянцевитыми кольцами, блестевшими в тусклом мерцании ламп, словно тонкая глазурь.

Старики японцы с их прежними представлениями о жизни никогда не видели подобной женщины. Потрясенные, они пожирали ее глазами, в которых горел бесстыдный голод.

Заговорил Фудзита.

— Я адмирал Фудзита. Как вас зовут?

— Кэтрин Судзуки, — ответила женщина на удивление спокойным голосом. — Вы погубили двадцать двух ни в чем не повинных людей, летевших на «Юнкерсе», в том числе двух моих лучших друзей. — Ее голос срывался, но слез не было.

— Вы выбрали плохую компанию.

— Арабы заставили нас.

Быстрый переход