— Почему?
— Они освещают души покойных. Зажечь свечу с другой целью значит обратить в пепел чью-то душу. И есть только одно место, где души сгорают. Знаешь, откуда эти свечи? Их делают на фабрике в Турине, в обществе под названием «Братство Смерти».
Тем временем Джакомо щедро плеснул виски в огромные бокалы.
— Джакомо, ты и в самом деле любишь выпить?
— Нет, вовсе не люблю. Просто учусь управлять пороками.
Они выпили и скривились — напиток оказался слишком крепким. Яирам спросил:
— И к женщинам отношение такое же, как к выпивке, верно?
— А что, разве ты относишься к ним иначе?
— Я не восхищаюсь ими и не презираю, вот и все.
— Однако ты все еще девственник, признайся, — сказал Джакомо, дружески хлопнув его по плечу. — Первое января — день откровенных разговоров и откровенных предложений.
— Просто я еще не встретил ту, которая мне нужна, — согласился Яирам без всякого смущения. — А ты, должно быть, уже спишь с Анной?
Джакомо ответил неопределенной улыбкой.
— Но ведь это же твоя девушка, твоя невеста.
— Спал, конечно. Чтобы научиться, как это делать. В сексе она разбирается весьма неплохо. Во всяком случае, намного лучше нас с тобой. — Джакомо снова наполнил стаканы, а потом ткнул пальцем в грудь Яирама: — А ты, прикидывающийся простачком, что у тебя с Анной?
— Ничего, и ты это хорошо знаешь, потому что веришь мне.
— Согласен, верю.
— Могу признаться тебе кое в чем?
— Я же сказал, что сегодня день откровенных разговоров. Ну так что?
Виски делало свое дело. У них уже заплетались языки.
— Если б не ты, Анна была бы моей.
— Ты так уверен, Винчипане?
— Такие вещи обычно понимаешь. Более того, чувствуешь, дорогой Риччи.
Джакомо закружил по комнате в танце, делая широкие круги, пошатываясь и держа бокал, словно даму.
— Дорогу завоевателю! Тому, кто покоряет женские сердца, но при этом предусмотрительно остается девственником.
Они расхохотались и принялись шутливо обмениваться тумаками, опрокидывая вещи. И тут им пришло в голову помериться силами в фехтовании. Джакомо взял меч, Яирам — ятаган, но после нескольких неловких ударов они оставили оружие и, ошалевшие, свалились на постель Джакомо.
Наконец, придя в себя и переведя дыхание, Джакомо предложил:
— Откровение за откровение. Я тоже хочу сделать тебе одно признание: я думаю бросить ее.
— Кого?
— Анну.
— Отчего же вдруг?
— Так. Обнаружил, что прекрасно могу без нее обойтись.
— Я думал, ты влюблен в нее.
— Я тоже так думал. Так что мужайся. Если она тебе подходит — вперед. Поле свободно.
— И не подумаю даже.
— Еще бы, ты же понимаешь, что после меня у тебя нет никаких надежд.
— Оставляю вас наедине с вашими иллюзиями, маэстро.
Тем временем падре Белизарио после долгого размышления решил действовать. Он направился по коридору к кельям, где жили монахи, избравшие полнейшее уединение от мира и даже от других монахов, предпочтя общаться исключительно и непосредственно с Богом.
Падре Белизарио не свернул в коридор к отшельникам, а подошел к старинной двери, укрепленной металлическими стяжками, с тяжелым запором, и остановился в раздумье, словно решение открыть ее стоило немалого. За этой старинной дверью, за огромными, ржавыми, но еще очень прочными петлями, была постыдная и страшная реальность, которую следовало оберегать в строжайшем секрете. |