ДЛ.: Вы не могли бы говорить чуть громче?

ЭБ.: Меня зовут Эльза Мария Берггрен, родилась десятого мая двадцать пятого в Траносе.

ДЛ.: Спасибо. Можете назвать персональный номер?[10]

ЭБ.: Двадцать пять ноль пять десять тире ноль два двадцать один.

ДЛ.: Спасибо. (Микрофон снова заскрипел, кто‑то закашлялся, хлопнула дверь.)  Вот так, нельзя ли чуть поближе к микрофону… Расскажите, что вас сюда привело?

ЭБ.: Я хочу сделать признание. Это я убила Авраама Андерссона.

ДЛ.: То есть вы признаете, что сознательно убили его?

ЭБ.: Да.

ДЛ.: Вы признаетесь в убийстве.

ЭБ.: Да.

ДЛ.: Вы говорили с адвокатом, прежде чем сделать это признание?

ЭБ.: Тут не о чем говорить. Я признаю, что убила его совершенно сознательно. Так это называется?

ДЛ.: Да, так обычно говорят.

ЭБ.: Тогда еще раз – я признаю, что совершенно сознательно убила Авраама Андерссона.

ДЛ.: То есть признаете совершенное вами убийство?

ЭБ.: Сколько раз можно повторять?

ДЛ.: Почему вы его убили?

ЭБ.: Он угрожал, что расскажет всем, что его сосед, недавно убитый Герберт Молин, был национал‑социалистом. Я этого не хотела. Он также собирался раскрыть, что и я – убежденный национал‑социалист. К тому же он шантажировал.

ДЛ.: Вас?

ЭБ.: Герберта Молина. Он вымогал у него деньги каждый месяц.

ДЛ.: Как долго это продолжалось?

ЭБ.: Это началось вскоре после того, как Молин сюда переехал. Может быть, восемь‑девять лет.

ДЛ.: Речь идет о больших деньгах?

ЭБ.: Я не знаю. Для Герберта, наверное, да.

ДЛ.: Когда вы решили убить Андерссона?

ЭБ.: Точно не могу сказать. Но когда Молина убили, Андерссон нашел меня и сказал, что я должна продолжать ему платить, иначе он и меня выведет на чистую воду.

ДЛ.: Как это произошло?

ЭБ.: Он явился ко мне без звонка и вел себя крайне нагло. Наверное, именно тогда я и приняла решение.

ДЛ.: Какое решение?

ЭБ.: Почему надо все время повторять?

ДЛ.: Вы приняли решение его убить?

ЭБ.: Да.

ДЛ.: И потом?

ЭБ.: Несколько дней спустя я убила его. Можно попросить воды?

ДЛ.: Конечно… (Снова звук передвигаемого микрофона, кто‑то встал, потом голоса. Стефан видел все это совершенно живо – Эрик ближе всех к столу, где стоит открытая бутылка «Рамлёзы» и стаканы. Он передает ей воду.)  Значит, убили?

ЭБ.: Я это все время и говорю.

ДЛ.: Расскажите, как это произошло.

ЭБ.: Вечером я поехала к нему. Взяла с собой дробовик. Я ему сказала, что убью его, если он не прекратит шантаж. Но он не принял мои слова всерьез. Тогда я заставила его выйти в лес около дома и выстрелила.

ДЛ.: Выстрелили?

ЭБ.: Прямо в сердце.

ДЛ.: У вас, значит, есть дробовик?

ЭБ.: О боже! А что еще? Пулемет? Я же уже сказала, что взяла с собой дробовик.

ДЛ.: Вы храните оружие дома? У вас есть разрешение?

ЭБ.: У меня нет разрешения. Я купила ружье несколько лет назад в Норвегии и привезла в Швецию нелегально.

ДЛ.: И где оно теперь?

ЭБ.: На дне Юснана.

ДЛ.: Значит, вы бросили ружье в реку сразу после убийства?

ЭБ.: По‑моему, трудно предположить, что я его выбросила до убийства.

ДЛ.: Трудно. Но я должен попросить вас отвечать на вопросы четко и ясно и без ненужных комментариев.

(Тут заговорил мужчина. Стефан понял, что это был Свен Германссон. К его удивлению, адвокат говорил на невнятном сконском диалекте, [11] его сплошь и рядом трудно было понять. Но Стефан уловил, что адвокат Германссон не считает, что клиент отвечает на вопросы неподобающим образом. Что ответил на это Джузеппе, он не расслышал, поскольку в микрофоне раздался скрип.